Белый Клинок - Александр Мазин

– Ты так чтишь эту девушку?

Чок шевельнул губами, собираясь что-то сказать, но передумал и просто кивнул. А потом вдруг оказался на ногах.

Тень его упала на спину Несмеха, когда он одним прыжком взлетел на стену. Несмех повернул голову, но Чока наверху уже не было.

Солнце садилось.

Этот короткий разговор изменил отношение фарангского юноши к тому, что происходило с ним. До этих пор Несмех полагал, что Береговому Народу он нужен лишь как еще одна пара рабочих рук.

На следующий день он совершенно по-новому взглянул на Эйрис.

– Если ты приходишь, чтобы проводить меня, – сказал он, «набрасывая первое кольцо», как говорили в Фаранге, – то не трать времени. Я выучил дорогу!

Несмех рассчитывал, что девушка что-то ответит, но та просто уступила место впереди. Молча.

Несмех шел уверенно. Уже на второй день он составил схему поворотов. Он был строителем, а потому мог представить здание по грубому рисунку или даже по колонкам чисел.

Сейчас же он попросту «видел» их путь.

Когда они пришли, Эйрис произнесла свое обычное:

– Иди, трудись! – но по ее тону Несмех понял, что память его оценена и одобрена.

В этот день произошло еще одно событие. Несмех увидел, как действует их «охрана». И понял, кстати, почему не замечал этого раньше. Его взгляд упал на часового мгновением раньше, чем тот заметил опасность. За миг до этого туземец сидел на корточках, и короткий лук висел за его спиной. А теперь он уже стоял и провожал взглядом пущенную в гущу листвы стрелу. Несмех не видел, в кого или во что попала стрела и попала ли. Но туземец – видел. И, удовлетворенный, снова опустился на корточки и застыл.

Все это заняло не больше времени, чем потребовалось сердцу Несмеха, чтобы ударить трижды.

Вечером того же дня Несмех спросил Эйрис о власти над Четырьмя.

– Кто сказал тебе об этом? – В голосе девушки зазвенела тетива.

– Чок! – признался Несмех, почти испуганный ее тоном.

– Что еще сказал Чок?

– Пламя, земля, вода и ветер! – ответил Несмех. – Вот Четверо, породившие Вечное Лоно! Признаюсь, я мало что понял из этого. А больше он ничего не сказал. Добавил только, что чтит тебя и считает, что ты одна должна отвечать на мои вопросы. Прости его, Эйрис, если он сказал лишнее! Он еще юн!

– Юные умирают чаще, – пробормотала Эйрис.

Несмех видел, что она задумалась. И ждал.

– Воля Направляющего Судьбы! – наконец сказала она. – Этой ночью я приду к тебе!

Несмех окинул ее взглядом – от светлой макушки до маленьких босых ног – и понял, что девушка желанна ему. Больше, чем желанна.

Невольно Несмех коснулся лоскута ткани, обертывающего его голову, а потом посмотрел на того же цвета лоскут, прикрывающий маленькие груди.

Голубые глаза Эйрис потемнели и сузились: она угадала его мысли. Но миг спустя на ее губах появилась усмешка. Она взмахнула рукой, так быстро, что Несмех не успел заметить движения, и резко ударила его ладонью. Не больно, но в глазах у юноши потемнело, а когда способность видеть вернулась, Эйрис исчезла.

Как бы там ни было, но если Эйрис сказала, что придет, – значит, придет. Несмех не сомневался в этом и решил, что не сомкнет глаз, ожидая ее прихода. Однако ж едва он вытянулся на своем узком жестком ложе, усталость взяла свое. Веки его отяжелели. Он сам не заметил, как закрыл глаза и провалился в сон.

– Большой! Оу! Большой!

Несмех с трудом выбирался из сновидений. Волны моря Зур еще раскачивали его лодку. Обеими руками он цеплялся за скользкие борта. Соленая вода текла по его груди и спине…

Он действительно был мокрым. От пота. Во рту пересохло, и сердце яростно колотилось в груди…

– Большой! Оу! – пропел голос, возникающий из темноты.

Несмех хотел поднять руку, но рука не повиновалась. Не только рука – юноша не мог повернуть голову, не мог даже – закрыть глаза, хотя не видел ровно ничего.

Крохотный желтый шарик вспыхнул на расстоянии локтя от его лица. Маленький, не больше виноградины шарик в воздухе, и света его хватало лишь на то, чтобы Несмех видел верхнюю часть лица Эйрис: лоб, глаза, прямую, почти от бровей, линию носа.

– Не шевелись, Большой! Не шевелись! Только – слушай!

И замолчала.

Сначала Несмех не понял, о чем говорит девушка. Но минуту спустя сообразил, что слышит великое множество звуков, остававшихся до сей поры незаметными. Самым громким было собственное дыхание, затем – удары сердца и движение крови внутри тела. Затем – звуки тела: похрипывание, бульканье, свист, скрипы, шорохи… Слышал он и дыхание Эйрис, удары ее сердца, совсем тихие. Слышал звуки джунглей, Вечного Лона, мириады звуков, совершенно отчетливых, объемных, словно все они рождались здесь, в пещере. Но при этом он мог почти точно определить расстояние до каждого из них. Еще был плеск и шорох речной воды, сотней локтей ниже пола его пещеры. И потрескивание остывающих камней. И шепот лапок бегущей по стене ящерицы. Он слышал бормотание подземного ключа неподалеку и царапанье песчинок, влекомых водой, стачивающей мягкий минерал. Целую вечность слушал Несмех. Юноша понимал окружающее так ясно, как будто глядел на мир сверху в солнечный полдень. И он сразу заметил, как из тысячи звуков выделился Голос. Умом юноша мог предположить, что Голос принадлежит Эйрис, но большей своей частью Голос принадлежал самому миру звуков, единому, как воздух. Голос рождался в этом мире, и слова, в которые он облекался, не были словами Эйрис.

– Четыре основы у Познаваемого, Большой, – приходило из темноты. – Твердь. Струя. Ветер. Пламя. Все исходит от них. Все приходит к ним. Четырежды сочетаются они, образуя Вечное Лоно: Твердь – с Пламенем, Пламя – с Ветром, Ветер – с Потоком, а Поток – с Твердью. Так завершается Круг.

Рожденный подобен одному из Четырех. Один из Четырех преобладает в нем. Ты, рожденный, ты – Твердь. Твердь от Тверди. Я, бодрствующая во тьме, – Пламя. Одно лишь Вечное Лоно включает все. Но властвующий над Четырьмя – сильнее Вечного Лона! Властвующий – от закона Девяти, созданного Направляющим Судьбы для прозревших малое. Властвующим был Благородный Учитель! Немногие – рядом с ним. Из живущих – Натро, Слушающий, Кион-Сторож.