В бессердечном лесу - Джоанна Рут Мейер

Музыка подчиняет меня, прижимает к земле между вагонами, как жука. Я не могу пошевелиться. Ее песня приказывает мне не двигаться, ждать. Разум кричит: «Беги! » Но тело не слушается. Я не могу сдвинуться с места, не могу думать. Едва могу дышать. Она скоро придет. Поглотит меня. И я не стану сопротивляться.

Страх разверзается внутри меня зияющей бездной.

Я больше никогда не увижу отца или Авелу.

Из передней части поезда снова и снова доносится один и тот же звук: хлопки и треск чего-то ломающегося. Я понимаю, что это чьи-то тела, чьи-то кости.

Над головой ветер ерошит деревья. Ветки стонут, листья шелестят. И на фоне всего этого ее песня становится громче и громче. Она проглотит весь мир. Проглотит меня.

Я даже не могу закрыть уши, чтобы не слышать ее всепоглощающий призыв.

Просто лежу и жду ее прибытия. И дрожу, дрожу.

Отец. Авела. Перед глазами все размывается от слез.

Сквозь деревья мелькает зелено-серебряным пятном сирена. Крики усиливаются, подкатывают ко мне морской волной. Но они не перебивают ее песню. Даже не заглушают.

Она уже близко, в пяти вагонах от меня. Ее тело имеет очертания, отдаленно напоминающие женскую фигуру, но она очень, очень высокая и неестественно худая. Вместо кожи у нее серебристо-белая кора, и она одета в зеленые и золотые листья – круглые, как монеты. Из ее ладоней выстреливают ветки, обхватывают вагон и ломают его с такой легкостью, будто это яичная скорлупа. Она вытаскивает пассажира за шею и одним резким движением ломает ее, после чего швыряет несчастного на землю.

У меня вырывается крик. Я пытаюсь бороться с музыкой. Твержу себе: «Вставай, беги! », но тело не слушается.

Так что я просто лежу. Лежу и наблюдаю, как она всех убивает.

Трупы. Их так много. Она раскидывает их по траве, бросает на искореженные останки поезда. Они изломанные и окровавленные: у одних скрючены конечности, у других в безжизненных глазах застыл последний крик. Из земли вырываются лозы и затягивают трупы вниз.

Сирена в двух вагонах от меня. В одном. После каждого убийства она на секунду присаживается у человека, и что-то на ее шее сияет серебром. Ее песня ни на секунду не прерывается.

Я чувствую ее музыку в каждой частичке себя: она пульсирует в моих венах, отягощает кости. Это последнее, что я услышу в своей жизни.

Сквозь деревья просачивается жутковатый красный свет, и на задворках моего сознания всплывает мысль, что за лесом садится солнце.

Но звезд мне уже не увидеть. И не попрощаться с отцом и Авелой.

Я содрогаюсь от рыданий.

В вагоне передо мной нет пассажиров, а если и были, то погибли при аварии. Можно сказать, им повезло. Я вспоминаю старика с газетой, умершего от удара. Ему не придется умирать так, как мне: в тисках кошмара, от руки монстра. Сирена подходит ближе, ее движения дерганые и странные, как у дерева, гнущегося на ветру. Она вонзит в меня свои когти. Сломает пополам и швырнет на землю, которая поглотит мое тело, как всех остальных.

Но сирена останавливается в трех шагах от меня и закрывает рот. Ее песня обрывается. Она смотрит на меня. Древесная сирена смотрит на меня.

Вблизи она еще более чудовищна. В серебряных волосах спутаны желтые листья. На макушке корона из фиалок. На руках – кровь.

Я весь трепещу, смутно осознавая, что ко мне возвращается свобода действий. Тело покалывает от острой, как игла, боли, кровь вновь приливает к затекшим конечностям. В голове царит полный хаос от страха. Я по-прежнему не могу пошевелиться – ее взгляд приковывает меня не хуже, чем песня. На ее шее, на кусочке лозы, висит кулон. Он источает слабое серебряное сияние, которое отражается в ее глазах.

Сирена открывает рот, и я ежусь. Шанс упущен. Нужно было удирать в ту же секунду, как она перестала петь.

– Беги, – рычит сирена.

Глава пятая. Монстр

Сфера на моей шее отяжелела от душ. Они тяготят меня.

Во тьме лежит мальчик.

Он смотрит, но не прячется.

В нем есть что-то странное.

Его душа отличается от других.

В ней видна знакомая искра.

Я не хочу убивать его, чувствовать его теплую и влажную кровь на руках.

Не хочу его душу.

Она мне не нужна.

Сфера наполнена.

Она ни о чем не узнает.

Он

скрывается

в

ночи.

Я его отпускаю.

Глава шестая. Оуэн

Я бегу в кромешной темноте, ноги шлепают о шпалы, дыхание выходит лихорадочными рывками. Ребра пронзает боль. Я спотыкаюсь о шпалу, но быстро поднимаюсь и бегу дальше. Нельзя останавливаться. Или я труп.

Боже мой…

Трупы. Так много трупов. Их образы заполняют мой разум. Как бы я ни бежал, от них не скрыться.

Боже мой…

Из горла вырывается всхлип. Деревья перешептываются и скребутся над головой, разгоряченное лицо обдувает жуткий ветер. Я бегу, бегу и бегу, следуя по железнодорожным путям, – это моя единственная надежда выбраться отсюда. Но как далеко поезд заехал в лес? Сколько часов я проспал? Может, мы почти доехали до Сайта. Может, я вообще бегу не в ту сторону.

Но… о, Господи, нет. В другую сторону пошла она. Древесная сирена.

Монстр.

Шлеп, шлеп, шлеп – шлепают мои ноги по шпалам. Пульс так участился, что я не успеваю считать удары. Я жадно втягиваю воздух, будто тону – может, так оно и есть. Тону в листьях, ветках и в ее ужасных глазах.

Теперь я знаю цвет глаз демона. Желтый.

Шлеп, шлеп, шлеп.

Я бегу и бегу. Уже не чувствую ног. Мой разум словно отделился от тела, и кажется, будто я парю где-то высоко наверху, наблюдаю за своими тщетными попытками вырваться на свободу.

Она перестала петь. Это единственная причина, почему ко мне вернулась воля. Я не питаю никаких иллюзий насчет того, что она действительно меня отпустила. С чего бы? Она – кошка, а я – мышка, и в любую секунду она сомкнет на мне свои когти, погоняет между лапами и бросит мое сломанное тело в лесу, как всех остальных.