S-T-I-K-S. Гаситель - Василий Евстратов

Сначала я брата слушал, а потом и сам так думать начал, наблюдая как люди наплевательски относятся к своей жизни и к своему здоровью, но при этом не перестают кричать, что им все должны и обязаны. С тех пор я, как и брат, разделил людей – на своих, приятелей и всех остальных.

И, как и говорил, своих у нас не так много было. Очень трудно мы людей к себе подпускали, чтоб они своими становились. Всё дело в том, что родителей с сестрёнкой именно «свой», кому они полностью доверяли, и убил.

Всё это мне брат и рассказал, когда с этим местом знакомил.

Расположенный в семи километрах от города, в стороне от посёлков и оживлённых дорог, неприметный, густо заросший овраг и был моей целью.

Вернее то, что в этом овраге находилось.

Здесь, ещё в детстве, брат в стене оврага нашёл старую заброшенную землянку. Видимо во время войны партизаны, или при приближении фашистов – для партизан, её выкопали. И она на удивление хорошо сохранилась до наших дней. Обшитые дубом стены и потолок от времени потемнели, но не рассохлись и не сгнили.

Я спустился на дно оврага и, стараясь не ломать ветки, держась рядом с бегущим мне навстречу ручейком, углубился в заросли. До самого родника идти было не нужно, свернул раньше к восточной, вечно тёмной его стороне с крутыми склонами. Когда до нужного места оставалось метров десять, снял с себя рюкзак, держа его в руке, пригнулся чуть ли не до земли и, оберегая укушенную руку, «гусиным» шагом начал пробираться сквозь особенно густые кусты к замаскированному люку.

Вот и он.

Я выбрался из кустов на свободный от них пятачок. Уронил под ноги рюкзак и аккуратно нащупал ручку, с усилием провернул её по часовой стрелке и дёрнул на себя обшитый корнями и прошлогодней травой люк. Его, кстати, уже брат сделал. Старый хоть и не рассыпался, но доверия уже не вызывал, пришлось менять.

Достал из рюкзака налобный фонарь, включил его, и всё так же пригибаясь, шагнул в короткий, два метра всего, коридор, за которым была небольшая прихожая – на полтора метра от входа в стороны расходилась и на такое же расстояние в ширину. Ну и здесь, хоть потолок и очень близко к макушке находился, пригибаться уже не приходилось. Открыл уже не люк, а полноценную дверь и вошёл в основное помещение землянки.

По центру стоят стол и лавки с двух сторон от него, за лавками столбы, поддерживающие потолок. Поэтому его, наверное, ещё и не продавило. Справа и слева у стен стоят сбитые из досок нары, шириной как полуторные кровати. Только слева три штуки таких, в два яруса и во всю шестиметровую длину помещения тянутся, а справа всего одна такая двухъярусная кровать, за ней шкаф с посудой и дальше, в углу, печь-буржуйка, кирпичом обложенная находится. Возле неё, у дальней стены, ещё один, только уже небольшой, столик для готовки, с полками над и под ним.

И это ещё не всё. Есть ещё два небольших помещения, чуть побольше прихожей. Но до них я ещё доберусь.

Сейчас же я вошёл внутрь, подсвечивая себе дорогу фонарём, присел на лавку, кинув рюкзак на стол…

– Добрался всё же, – вздохнул с облегчением.

Но сразу же, пересиливая себя, поднялся – не время ещё расслабляться. Достал из-под нар справа канистру, с полки снял поллитровую алюминиевую кружку и потопал на выход. Нужно воды принести, чтобы потом ночью не бродить.

Небольшой родничок находился почти в самом конце оврага. Люди его не оприходовали только потому, что в двух километрах отсюда есть ещё один – недалеко от шоссейной дороги и с хорошим подъездом к нему. Вот тот облагороженный, камнями там всё вокруг выложено, и глубина у него приличная. Черпай – не хочу.

Здесь же, мало того что по зарослям, так ещё и глубина у родничка небольшая, пришлось кружкой аккуратно черпать и канистру наполнять. И то иногда муть поднимал.

Сделал три ходки.

Помимо канистры наполнил ещё два ведра в землянке – хотел ещё раз обмыться, а то такое ощущение будто и не купался у Жерцевых после встречи с Димкой, всю дорогу, пока сюда добирался, его вонь преследовала.

После последней ходки к роднику тщательно закрыл за собой люк, убедившись предварительно, что маскировка не нарушена. До утра я уже не собираюсь наружу выбираться. Если конечно совсем не поплохеет, но тогда…

Тряхнул головой, отбрасывая в сторону эти пораженческие мысли, глотнул родниковой воды и принялся обустраиваться. Распотрошил рюкзак, скинул с себя всё лишнее и первым делом освещение нормальное сделал. Прикрепил к потолку над столом светильники, включил один из них на полный свет…

«Экономить всё равно уже не нужно…» – в очередной раз мелькнула предательская мыслишка, которую я тут же силой воли задавил.

Запретил себе даже думать о плохом, хоть и трудно было это сделать. Оказавшись в безопасности, эти подлые мысли так и долбили в голову, в унисон с пульсирующей болью в руке, испытывая на крепость силу духа.

Управившись с фонарями, я сразу же застелил участок стола клеёнкой, чтоб его не пачкать. Взял фотографии – очередное испытание для силы духа: чтоб не начать их смотреть и окончательно не расклеиться, пришлось немало сил приложить. Поэтому и поспешил убрать их с глаз долой.

В противоположной от входной двери стене, сбоку от столика, возле крайних нар, находилась ещё одна дверь. Толкнул её от себя и вошёл в очередной двухметровый коридор, в конце которого, прямо и вбок, было ещё два помещения. Они использовались как кладовка и арсенал.

Вот в арсенал я и свернул.

Брат, когда показал мне это место, рассказал заодно и кто родителей убил. Год он, пятнадцатилетний пацан, пытался об этом узнать. Узнал. Алмазов, сука. Мы думали, он с нами приличными деньгами за отцову фирму расплатился, а он копейки нам бросил. Там, батя, как раз перед смертью, контракт на несколько миллионов вечнозелёных, будь они прокляты, долларов заключил, вот Артурчика жадность и обуяла. Родителей устранил, выкупил через подставных лиц у нас фирму и… сдох, вместе со всей семьёй, через полтора года.

«Нет у нас, Ванька, больше должников кровных» – прозвучал в моей голове голос брата при виде содержимого арсенала.