Королева секретов - Элисон Уэйр

– Да, через его мать, – ответил герцог Иоганн. – Но если он будет настаивать, мы готовы к этому. Клеве, может быть, и является частью Священной Римской империи, но, кроме того, это одно из мощнейших германских княжеств. Мы не позволим императору диктовать нам свои условия. Мы защитим свою независимость. У нас есть свои суды и собственная армия, и я контролирую нашу внешнюю политику.

Вильгельм жадно слушал отца.

– Но Карл очень силен. Возникнет распря, – заметил дядя Отто.

– Ах, но он будет занят войной с Англией, если король Генрих продолжит попытки развестись с теткой его императорского величества Екатериной, чтобы жениться на куртизанке. Я рассчитываю, что Карл, скорее, озаботится этим да еще турками, которые посягают на его восточные границы, так что ему будет не до Гелдерна. Я способен собрать сильную армию. – Герцог замолчал, ожидая, пока слуга заново наполнит вином его кубок. – Один раз я встречался с королем Генрихом, вы знаете. Восемь лет назад, когда посещал его королевство в свите императора.

– И каков он, отец? – спросил Вильгельм.

– Красив. Высокопарен. Горд своим новым титулом. Папа только что назвал его Защитником Веры за книгу, которую король написал против Мартина Лютера.

Беседа тянулась бесконечно. Никакой возможности перемолвиться с Отто хотя бы словечком, ведь между ними сидели Вильгельм и Эмили. Ровно в девять часов явился гофмейстер, чтобы убрать вино, и это был сигнал: пора расходиться. При дворе запрещалось засиживаться дольше за игрой в карты, выпивкой или просто разговорами, и отцу нравилось подавать в этом добрый пример.

Все пожелали друг другу спокойной ночи. Когда Анна покидала зал, то почувствовала, как кто-то сзади взял ее за руку и вложил что-то ей в ладонь. Она обернулась и увидела с тоской смотревшего на нее Отто. К счастью, кажется, никто ничего не заметил. Выходя из столовой, Анна получила родительское благословение и взбежала по лестнице в свою комнату.

Только там она раскрыла ладонь. На ней лежал крошечный сверток из кусочка дамаста, а внутри него – кольцо, украшенное красной эмалью. К нему была приложена записка: «Милая Анна, прошу вас, примите этот знак моего глубокого почтения. На фамильном гербе моей семьи изображено красное кольцо, так что это для меня особый символ. Надеюсь, вы будете носить его и вспоминать добрым словом своего верного слугу».

Он преподнес ей такую вещь! Ах, если бы это было обручальное кольцо! Но все равно, как бы там ни было, а оно символизировало вечную любовь.

Анна не посмела сохранить записку. С болью в сердце она разорвала ее на мелкие кусочки и выбросила в окно. А кольцо спрятала под неприколоченной доской в углу своей спальни.

Через два дня фон Вилихи уехали. Анна разрывалась между грустью оттого, что пришлось распрощаться с Отто, и облегчением. Больше не нужно защищаться от его настойчивых попыток тайком переговорить с ней. Раз он уехал, забрав с собой страх разоблачения, Анна могла расслабиться и сказать себе, что не должна больше о нем думать, чтобы не сойти с ума. Не смела она и попросить отца о месте для Отто, чтобы ее явный интерес к делам этого молодого человека не вызвал неудобных вопросов. И все же было невероятно трудно вернуться к обыденной жизни, а ведь они с Эмили бо? льшую часть времени проводили в апартаментах матери в кругу женщин и редко оставались одни, за исключением ночи, которую проводили вдвоем с сестрой в их общей спальне.

Вильгельму повезло больше. С семилетнего возраста он получал образование под руководством ученого советника отца герра Хересбаха, которого порекомендовал сам Эразм. Брат без конца хвастал, что Эразм посвятил ему, пятилетнему мальчику, книгу. Теперь он бегло изъяснялся на латыни и французском, тогда как Анна и Эмили говорили только по-немецки. Мать не верила в необходимость образования для женщин, помимо обучения их чтению и письму.

– Знатным дамам неприлично быть образованными, – часто говаривала она. – Вам, девочки, не нужно говорить ни на каком другом языке.

Анна не могла представить, чтобы ее мать когда-нибудь поддавалась такой страсти, какую испытала она сама. Матушка, внешнее сходство с которой Анны все отмечали, в других отношениях (с грустью понимала дочь) была слишком степенной, слишком спокойной, слишком набожной. Она следила за дочерьми почти непрерывно. Даже когда Анна и Эмили выходили на улицу немного погулять, мать была тут как тут – шла сзади вместе со своими дамами.

– Мы всегда у нее под рукой! – ворчала Эмили, видя, что мать следит за ними, пока они обходят сад.

Анна заметила, что стала еще больше раздражаться из-за этой постоянной материнской бдительности.

– Герцогиня – мудрая женщина, – с укоризной говорила им матушка Лёве, когда, вернувшись домой, сестры жаловались ей на заведенные матерью порядки. – Это редкость – встретить мать, которая так строго следила бы за своими детьми.

Няня тоже была дамой весьма достойной, несмотря на полноту, румяные щеки и туго закрученные вокруг ушей косицы. Анна и Эмили не сомневались в ее любви к ним, но она в один голос с матерью внушала им необходимость быть скромными, целомудренными и покорными. Все, чему они научились от матери и няни, было направлено на то, чтобы сделать из них добродетельных будущих жен для принцев; и если они отклонялись от намеченного для них узкого пути или начинали предаваться несбыточным мечтам, что ж, тогда мать и матушка Лёве быстро находили им занятие и отвлекали от глупостей молитвами или шитьем. «Не дай Бог, – думала Анна, – чтобы они когда-нибудь узнали, как далеко я уклонилась от их предписаний! »

– Вы должны быть как монахини, – снова завела речь о своем мать. Она имела склонность давать им наставления, пока они работали иглами. Прошла неделя после отъезда гостей, и Анна с легкой тревогой размышляла, заметила ли мать ее реакцию на Отто. – Вы должны научиться строго следить за своими глазами. Никогда не позволяйте им заглядываться туда, куда не нужно. Будьте скромны в жестах и выражении лица.

«Даже если заметила, то не могла знать всей правды», – заверила себя Анна, подавляя угрызения совести, которые не давали ей покоя. Ее продолжало удивлять, что она так беспечно отнеслась к наставлениям матери. Строго следить за глазами? Да она вообще ни за чем не уследила! «Я не достойна стать чьей-нибудь женой, – с горечью в душе твердила себе Анна. – Не достойна любви родных. Если бы они знали, какова я на самом деле, то отвергли бы меня, и поделом».