Русское - Эдвард Резерфорд

Эти были ярче, контуры фигур на них очерчены четче и определеннее. Их красный фон воспринимался как взрыв яркого цвета в ледяном северном пейзаже, словно бодрящий северный холод породил новое, куда более неистовое божество, воцарившееся над морскими побережьями и лесами. То была новая, еще только развивающаяся Новгородская школа иконописи, которой вскоре суждено было прославиться. Но пока что Янка не поняла, понравились ли ей северные богомазы.

А вот товары, доставляемые с Востока, ее покорили. Их привозили караваны, приходившие по степи из необозримых земель, где теперь правили татары. В Новгород Великий они попадали через Суздаль и его владения.

Нельзя было не остановиться и не принюхаться к пряностям, которые везли отсюда и дальше, на Запад. Хотелось ей купить и самшитовые гребни, и всевозможные бусы. А как переливались под зимним солнцем чудесные константинопольские шелка! Она с наслаждением погладила блестящую поверхность.

– Эх, а к телу-то так и льнут, ластятся! – сказал ей торговец.

Ее не надо было в этом убеждать.

И тут, наблюдая, как высокий, плотный торговец пересчитывает беличьи шкурки, которыми новгородцы тоже пользовались в качестве разменной монеты, она заметила странное. Купец что-то помечал стилом на маленькой вощеной табличке. Ей приходилось видеть, как пишет боярин Милей, но в Новгороде, похоже, владел грамотой даже простой торговец! Она стала обходить другие прилавки. Многие купцы и даже ремесленники имели при себе вощеные таблички или маленькие кусочки бересты, на которой они делали записи и рисунки.

– Ты разве грамоте умеешь? – спросила она у торговки рыбой.

– Да, голубка, здесь многие умеют, – ответила та.

Янку это поразило. В Русском не было грамотных. А умение читать и писать открывало для людей новые, прежде неведомые возможности.

«Они тут хоть и славяне, как мы, но на самом деле отличаются от нас», – подумала она.

Окидывая взглядом огромную площадь, где собиралось также вече, она стала осознавать, какой неукротимой силой и предприимчивостью наделен балтийский Север.

Этим вечером на постоялом дворе Милей призвал ее к себе, чтобы поужинать с ней вдвоем. Он пребывал в превосходном расположении духа. Какое бы дело он ни задумал, он завершил его с успехом.

Она никогда не вкушала столь роскошных яств. Стол ломился от разных видов рыбы, которой она никогда прежде не пробовала, от искусно приготовленной оленины, от сластей и изысканных лакомств, изящно уложенных в большие глубокие блюда. Во время пира слуга внес миску какого-то блестящего зернистого кушанья, какого раньше ей видеть не приходилось, и поставил ее прямо перед Янкой.

– Что это? – спросила она.

– Икра, – улыбнулся он, – отведай-ка!

Она слышала об икре, но никогда ее не пробовала. Икра была боярским кушаньем.

Он угощал ее хмельным медом и веселился, глядя, как раскраснелась она от пьянящего напитка.

Ближе к концу пира дверь отворилась, и в палату осторожно заглянул худой старик. Это был певец, сказитель. С ним были гусли, игрой на которых обычно сопровождали исполнение былин его собратья по ремеслу.

– Что же ты споешь нам, сказитель? – спросил боярин.

– Две песни, господин, – ответил тот, – одну южную, другую северную.

По его выговору Янка решила, что и сам он родом с юга.

– Первую, – пояснил он, – я сам и сложил. Спою во славу князя Игоря, Игоря Святославовича.

Янка улыбнулась. В детстве она слышала истории о князе Игоре, что возглавил поход против степных кочевников-половцев. Напав на них, Игорь проявил мужество и доблесть, но был побежден и взят в позорный плен. Все русские знали эту историю.

Песня старика врезалась в память сразу же. Тонким скорбным голосом он выводил мелодию, напоминающую восточные напевы, и тотчас же перед Янкой словно раскинулась бескрайняя степь с ее безлюдным, бесконечным, колышущимся травяным морем, которое она знала с раннего детства и благоухание которого словно ощутила сейчас.

Ах, сетовал сказитель, если бы только князья русские объединились, степные кочевники никогда не сумели бы их победить, – осознавать это было еще горше сейчас, когда на Русь пришли татары.

Она подняла глаза и заметила, что глаза Милея тоже увлажнились. Разве среди его собственных предков не было этих вечных противников, русских и половцев, испокон веков враждующих в степи?

Внезапно он потянулся, извлек из-за спины кожаную суму с каким-то небольшим свертком и поставил перед ней.

Это была штука тончайшего восточного шелка.

– Вот тебе подарок, – промолвил дородный боярин и, увидев на ее лице безграничное удивление, откинулся на спинку кресла и захохотал.

– Милей щедр к тем, кто ему угодил! – воскликнул он. – Пой другую, – велел он сказителю.

Это была былина о богатом новгородском госте Садко. Искусный гусляр и певец, Садко сумел угодить самому морскому царю, да еще и обманул его, выбравшись на волю из подводного дворца, – и стал несметно богат. Что ж, и впрямь жил когда-то в Новгороде такой удачливый купец.

Напев у былины был бодрый, плясовой – и завлекательный.

Янка легла у ног Милея и медленно провела пальцами по мягкой, блестящей поверхности шелка; когда певец затянул о том, как Садко играл на гуслях, а морской царь тем временем плясал, колыша океан и поднимая волны, она томно потянулась, прижав шелк к груди и подняв глаза на боярина. Он расстегнул верхние застежки кафтана. Она пристально смотрела на светлые кудрявящиеся волосы у него на груди и на висящий на шее маленький металлический диск с изображением трезубца – тамги его древнего рода. Она глядела на него, улыбаясь, пока и он наконец не рассмеялся тихонько и не махнул сказителю, веля уходить.

Этой ночью она страстно отдавалась боярину Милею. Все было хорошо. А потом ей показалось, что в ней самой открылись какие-то непонятные, неведомые прежде глубины и что она тоже побывала на дне северного моря в подводных чертогах морского царя – вместе с Садко.

Впрочем, хотя Янка с каждым днем узнавала все больше об окружающем мире, только две недели спустя она сделала самое поразительное открытие, потрясшее ее до глубины души.

Ежели и было в Великом Новгороде диво дивное и чудо чудное – то, конечно, знаменитый новгородский князь Александр. Он был человеком необыкновенным. В те самые дни, когда Русь склонилась перед монголами на востоке, этот молодой князь, потомок Мономаха, одержал ошеломляющие победы над западными врагами Руси, сразив тевтонских рыцарей на льду Чудского озера и остановив натиск могучих шведов в битве на реке Неве, по которой и получил свое прозвище – Александр Невский. Даже в далеком Русском Янка слышала об этом герое; однако здесь, стоило ей упомянуть его имя, люди только пожимали плечами. Она не могла этого понять.