Черный Стрелок - Александр Мазин

Но на крикуна шикнули, и он заткнулся.

– Короче так, братва, – сказал Застенов, – я ваши претензии понимаю, но чё я могу сделать? Продукцию возить надо? Надо! Ежели заказчик ее не получит, значит, бабок не заплатит…

– Точно, – поддакнул Чижик. – Завод уже второй день стоит. Убытки кто оплатит?

По залу прокатился ропот.

Кругленький колобок Юматов выкатился вперед и отобрал у генерального директора микрофон.

– Сядь, – скомандовал он. – И не маячь. Твои убытки нам не интересны.

Это было явным передергиванием, поскольку часть прибылей Металлического, попадавшая в руки Ефима Аслановича, была раз в десять больше доли генерального директора.

– Я вам вот что скажу, господа хорошие, – начал Юматов. – Вы телевизор смотрите? Знаете, наверно, как народ в России живет? Про долги по зарплате, наверное, слыхали, про шахтеров голодающих? Слыхали? А у вас какой-нибудь токарь третьего разряда три сотни баксов на карман имеет. И не раз в год, а регулярно каждый месяц. А почему? А потому что мы с вами – по-честному! Потому что одни работают, другие покупателя ищут, а третьи этому покупателю продукцию доставляют. А продукция у нас, сами знаете, не масло вологодское. И доверить ее не каждому можно, а можно только вашим, курганским. Почему? Я отвечу! Потому что чужой может ее и на сторону толкнуть. Конкуренту скинуть, бабки в карман – и на Багамы. Или, если конфликт какой, мордой в землю ляжет – пусть забирают. Чужое не жалко! А курганский так не сделает. Потому что не чужое, а свое, кровное. С этих денег его родичи кормятся. Курганский сам гада в землю рожей ткнет и башку ему разнесет, потому что круче курганского ни в Никитске, ни в Каштарске, ни в Краснянске – нигде нету! Правильно я говорю?

Зал одобрительно заворчал.

– Вот! – удовлетворенно сказал Юматов. – За ваши деньги по? том и кровью плачено. Только за своих и кровь пролить можно. Это правильно. А можно неправильно и без толку. Например, как у вас вчера в «Стакане» мужики резались! Без ума, по пьянке, а тоже труп. И трое в больнице.

– А трое – у меня! – зычным голосом вставил начальник милиции.

– Короче так, братва, – вмешался Застенов. – Семьям погибших Хлебалов лично жертвует по пять кусков. Это сверху, к положенной компенсации. Но у него есть просьба: выделить двадцать парней, здоровых, отслуживших – для активной работы. Условия обычные: во время обучения – двести, после – штука. Плюс премиальные. В общем, домой вернутся богатыми людьми.

– Если вернутся! – из середины зала поднялся высокий мужчина лет под сорок с перебитым носом. Кожаная куртка болталась на его плечах, как на вешалке, но сами плечи были внушительной ширины.

Мужчина вышел в проход и остановился, скрестив руки на груди.

– Клим! – рявкнул Чижик. – Опять ты поперек! Кончай киздеть не по делу!

– Ты базар-то фильтруй, начальник! – сурово произнес широкоплечий. – Не с мандавошкой разговариваешь! А говорю я по теме. И братва меня поддерживает, так?

Зал загудел одобрительно.

Алексею этот Клим сразу понравился. Куда больше, чем горластый красномордый Чижик. Шелехов охотно поменял бы их местами, но понимал: он еще слишком зелен, чтобы самостоятельно назначать руководство. И сейчас, и через полгода. Если Хлебалов решил, что Чижик подходит, значит так оно и есть. Николай Григорьевич – человек опытный.

– Да я сейчас на улицу выйду и только кликну: не двадцать – сотня сбежится! – закричал Чижик.

– Сергей Иванович, – произнес в микрофон Юматов. – Ты неправ. Нам не нужны те, кто сбежится, нам нужны те, кого нам рекомендует круг. И ты, Клим, тоже неправ. Времена нынче сложные и страшные. Убивают не только бойцов. Убивают и тех, кто выше. Могут убить и меня, и его, – он кивнул на Застенова. – Как сегодня убили Колю Яблоко, беспомощного инвалида, вашего земляка. Убийцу мы, конечно, найдем, я обещаю, но Коля-то мертв! Каждого могут убить. Вспомните Игоря Алексеевича Шелехова. Мы до сих пор не знаем, был ли это несчастный случай или преднамеренное убийство.

– Ага! – крикнул кто-то из зала. – Говорят, вы с Хлебаловым его и мочканули?

Юматов засмеялся.

– Говорить можно всякое, – сказал он. – Но вот здесь стоит его сын, Алексей Шелехов, живой и здоровый. Неужели он был бы здесь, если бы я убил его отца? В общем так: в понедельник из Никитска придет автобус и заберет двадцать человек, которых вы отберете. Это раз. И два: с завтрашнего дня завод должен начать работать, как положено. И никаких беспорядков. Пошумели – и хорош…

Алексей толкнул локтем Мишу.

– Это надолго? – спросил он.

– А кто их знает? – неопределенно ответил телохранитель Стены. – Заскучал? Пошли в буфет, пивка попьем.

В буфете было пустынно, неряшливо и сумрачно. Толстая женщина за стойкой, пьяный, уткнувшийся ряшкой в стол, рыжая кошка на подоконнике. Алексей погладил истертую, со следами порезов клеенку, заменявшую скатерть. Да, это не Англия.

Буфетчица скользнула по ним рассеянным взглядом… и встрепенулась.

– Мишенька!

– Здорово, Гланя. Принеси нам пивка и покушать чего-нибудь, ладно?

– Сейчас-сейчас, Мишенька! Генка! – крикнула она в пространство.

Появился Генка. Мужик лет сорока с опухшей рожей, рыжеватый, лысоватый, брюхастый, напоминающий орангутана из Гамбургского зоопарка.

– Чего? А, Мишка! Как живешь-можешь?

– Прибери тут, – строго сказал Миша, кивнув на спящего.

Орангутан-Генка без видимых усилий подхватил пьяного под мышки, поднял и поволок к задней двери. Пьяный безжизненной куклой волочился по полу.

Буфетчица поставила на стол блюдо с горой бутербродов, деревянный бочонок с пивом.

– Я туда чешского налила, – сообщила она. – Правильно, Мишенька?

– Молодец! – Миша похлопал ее по жирной спине.

Буфетчица зарделась.

Алеша волком набросился на бутерброды. Неудивительно. С самолета ничего не ел.

– Не помешаю?

Шелехов даже вздрогнул: у стола стоял Клим.