Слепой Орфей - Александр Мазин

– Слыхал, – согласился Грошний.

По днищу «Жигулей» застучал гравий.

– Приехали, – сказал водитель. – Тупик. И «Нива» твоя вон стоит, если тебе интересно.

Стежень распахнул дверцу, ухватил топор… Грошний поймал его за руку. Открыв бардачок, достал газовый пистолет, вложил в ладонь Глеба взамен топора.

– Покалечить ты и руками можешь, – сказал он. – А это поаккуратней.

Стежень сцапал пистолет, выкатился наружу и через секунду уже сидел внутри «Нивы».

Грошний посмотрел на топор, который держал в руке, потрогал лезвие, щелкнул ногтем. Металл отозвался чистым звоном. На лице Дмитрия появилось выражение искреннего интереса. Его пальцы быстро огладили стальную поверхность, нащупали бугорки полустершихся букв. Лицо Грошнего оживилось еще более. Взяв отвертку, он поскреб ею топор, затем поднес к лезвию огонек зажигалки. Пламя приобрело слабый фиолетовый оттенок.

Тут вернулся Стежень.

– Он, стервец! Был внутри, точно!

– Кто, леший? – рассеянно спросил Дмитрий.

– Почти.

– Чудеса, – пробормотал Грошний, не сводя глаз с топора. – Лешие уже машины угоняют.

– Я найду его, Димон! – решительно заявил Стежень. – Должен найти!

– А на кой? – Грошний ласково, словно живое существо, оглаживал лезвие. – Нечисть нынче в Красной книге. Негуманно, Глебушка.

– Дурак ты, – резко сказал Стежень. – А я его сделаю!

Грошний посмотрел на друга удивленно: давненько он не видел Стежня в таком возбуждении.

– Ладно, – согласился. – Ты его сделаешь. Или он – тебя.

– Хрен! – Стежень сгреб друга за отвороты куртки. – Я! Я сделаю! Я, дорогой мой, чемпион! Понял, мануал херов?

Грошний даже не пытался высвободиться, только хмыкнул и похлопал Дмитрия по широкой спине.

– Да, – сказал он. – Я мануал. А ты был чемпион. Теперь ты просто оборзевший знахарь.

Стежень засмеялся и отпустил куртку, вытащил из кармана пистолет:

– На, забирай свою красивую игрушку.

– Нравится? – спросил Грошний. – Триста баков. Махну на твой топорик.

– Не могу, – покачал головой Стежень. – Память дедова. Что, приглянулся? Заточку годами держит. – Поглядел на друга: – Ты что, всерьез? Про триста баков?

– Абсолютно, – подтвердил Грошний. И добавил слегка разочарованно: – Твоя-то игрушка подороже тянет. Ею дрова рубить – все равно что в шелковом кимоно нужник чистить.

– Топор – он и есть топор, разве нет?

– Голова! – сказал Грошний. – Суфий. Глянь-ка сюда. Видишь, углы сточены? Раньше полумесяц был. Смекаешь?

– Оружие, что ли?

– Махатма, – усмехнулся Дмитрий. – Мудрец ты наш сионский. Конечно оружие. Боевой топор. Вот здесь – следы клейма. И еще какие-то буквы. Стерлось все, но, думаю, в лаборатории восстановить можно.

Стежень с уважением поглядел на топор.

– И сколько же ему лет? – спросил он.

– Не меньше пятисот, – авторитетно заявил Грошний. – А скорее всего – значительно больше.

– Крепко, – произнес Стежень. – Топорище дед сам точил, – добавил он.

– Хорошее топорище, – вежливо согласился Грошний. И, ухмыльнувшись: – Лешего твоего будем искать или как? Осина-то здесь растет?

– Поостри, – буркнул Стежень, мгновенно помрачнев. – Нет здесь осины. Сосняк.

Дмитрий обхватил его длинной ручищей, стиснул:

– Хвост трубой, чемпион! Бойцы мы или нет?

Стежень смущенно хмыкнул.

– Ладно, – сказал. – Пошли.

* * *

Ратный, буланой масти жеребец захрапел и попятился. Всадник, рыжеволосый витязь, ловко нахлобучил на голову стальной шишак с бармицей, оставлявший открытым гладкое юное лицо, покосился на ближнего спутника, пегобородого мужика на мохноногой большеухой коняге.

– Лошади чуют, господин, дальше не пойдут, – сказал пегобородый и неловко соскочил на землю. – Вели челяди быть здесь.

Витязь скривил тронутую светлым пушком губу… Но смолчал. Привстав на стременах, он обернулся, махнул дружине рукой в латной рукавице: спешиться, ждать. Затем толкнул каблуками жеребца. Тот неохотно двинул вперед. Время от времени конь встряхивал головой, словно отгоняя слепня. Пегобородый, прихрамывая, трусил рядом, держась за стремя.

– Колдун, – бросил всадник, – далеко еще?

– Тут он, душегубец. – Речь пегобородого стала невнятной, дышал он с трудом.

– А вправду говорят: его ни меч, ни стрела не берут? – В звонком голосе витязя не было страха, только любопытство.

– Говорят, господин.

– А ты что скажешь?

Жеребец с мелкой рыси перешел на шаг. Всадник не стал его понукать.

– Колдун!

– Да, господин?

– Я тебя спросил!

– Против нелюди особое оружие надобно… С наговором особым… – неохотно отвечал пегобородый. И замолчал. Но чувствовалось – сказал не все.

– Говори! – повелительно крикнул витязь.

– Да и того мало, – совсем тихо пробормотал пегобородый. – Все одно человеку с ним не совладать, ежели… ежели жертвы не будет.

– Язычник, – брезгливо процедил всадник. И добавил громче:

– А жертва, стало быть, ты?

Пегобородый смолчал.

– Или я?

– Ты, господин, – чуть слышно согласился колдун. – Вернемся?

– Не шути, смерд! – звонко и грозно крикнул витязь. – Я страха не знаю! Зато знаю вот его!

Витязь намотал повод на луку, вытянул из ножен длинный узкий меч, перехватил удобно, двумя руками.

– Вот, – произнес он уже спокойнее. – Гляди, колдун! Досель кто его пробовал – за добавкой не приходил!

– Тише, господин! – зашипел на него пегобородый, хватая жеребца под уздцы. – Злодей рядышком!

И вдруг взвизгнул:

– Вот он!

* * *

– Стой, – прошептал Стежень. – Там кто-то лежит…

– Где? А, вижу! – Грошний рванулся вперед, но Глеб успел схватить его за плечо: