Пирог из горького миндаля - Елена Михалкова

«Тогда я поняла, что обязана защитить ее, Женя… Ведь никто, кроме меня, не догадывался, что происходит. А я никому не могла рассказать, ты понимаешь? »

Она внезапно привстала на постели. Горячая рука обхватила меня за шею с такой силой, что я едва не задохнулась. «Он упал и напоролся на косу! – закричала она мне в лицо. – А ему было всего три годика! Прохор убил бы меня, если бы узнал! Он распорол плечико, кровь так и хлестала! »

Я едва сумела отцепить ее от себя. Бабка осела в постели, как перебродившее тесто, но взгляд был не бессмысленным, о нет! Он был таким, словно Раиса подхватила лихорадку. И ее натурально трясло. «Мы ездили в больницу и доктор сказал, что все заживет, только останется шрам. Женечка, ты понимаешь? Я никому не сказала, только до их отъезда купала его сама, чтобы никто не заметил! »

Я кивала и соглашалась, что все понимаю.

А потом она сказала про кулон.

В этот момент картинка сложилась. При чем тут коса и шрам, я не знала и не желала знать. Ко мне это не имело никакого отношения. Но река! И кулон!

У меня помутилось в глазах. Кажется, я впервые за все время наорала на бедную старуху. «Что ты наделала, дура? – кричала я. – Почему ты не сказала мне раньше? »

Я трясла ее за плечи, выплевывала ругательства в оплывшее жирное лицо и пришла в себя лишь тогда, когда она скривилась и заревела. Фу! Это мерзкое зрелище привело меня в чувство.

«Дом! – напомнила я себе. – Когда мне достанется дом, я смогу все исправить».

В этот вечер я выпила два бокала коньяка из старых дедовых запасов. Бабкина лихорадка словно передалась мне: меня трясло, предметы расплывались перед глазами. Я едва смогла уснуть к трем часам ночи.

А два дня спустя, в субботу утром, бабка внезапно сообщила, что у нее закончился гипс. Обычно она говорила об этом робко и отводила взгляд, словно понимала, на какую чушь тратит часы своей и без того бездарно прожитой жизни. В такие минуты я не могла удержаться от укоризненного взгляда и долгой многозначительной паузы. Не затем, чтобы поиздеваться! А лишь чтобы она как следует оценила мою жертву: вместо отдыха в саду с книжкой я вынуждена приводить себя в порядок, ехать в соседний городишко, закупаться там чертовым гипсом в магазине для художников и возвращаться, навьюченной сумками.

Но в тот день что-то пошло не так. «Мне нужен гипс», – сказала Раиса. И посмотрела прямо в глаза.

Меня вдруг пробрала дрожь. У бабки всегда был такой глупый взгляд… Как у овцы. Но сейчас в нем появилось что-то жесткое, чего я прежде у нее не замечала. Дед хорошо выдрессировал себе жену: что бы он ни делал, она не сопротивлялась. Во-первых, слишком любила его. Во-вторых, силы были неравны. Где Прохор с его мощью, а где вялая Раиса.

Я пыталась было сказать, что погода неподходящая, но Раиса встала с постели – сама, без моей помощи! – и, возвышаясь надо мной, развалившейся в кресле, твердо повторила: «Мне нужен гипс».

Пришлось убраться из дома. Из ее дома! К тому времени я привыкла называть его своим, но внезапно бабка каким-то удивительным образом напомнила, что она здесь все еще хозяйка.

Художественный магазин в субботу оказался закрыт. Я возвращалась обратно под дождем, злая как черт, и обдумывала, что выскажу Раисе.

Однако стоило мне войти в дом, как отрепетированная речь вылетела из головы.

Пока меня не было, бабка устроила перестановку. Она ухитрилась дотащить до гостиной два новых кресла, обитавшие прежде в мастерской. Но это еще ничего! Как ей удалось спустить из мансарды древнюю кушетку – вот что до сих пор остается загадкой!

Я прошла по дому, оценивая масштабы разрушения. Да, бабка постаралась на славу. За три часа она проделала титаническую работу! Тут-то я и подумала, что кукушечка у нее все-таки упорхнула на старости лет.

– Ничего здесь не трогай, – сказала она, когда я остановилась на пороге комнаты.

Я и не собиралась. Но мне не нравилось, что она раскомандовалась.

– Хочешь устроить здесь мемориал?

Бабку всегда легко было испугать. Одно неосторожное слово – и она уже вздрагивает и нервно кусает губы. А возразить-то не умеет, ха-ха!

Но тут она что-то долго молчала в ответ на мою провокационную реплику. Я устала ждать, обернулась, надеясь насладиться жалобной ее физиономией, – и выяснила, что за моей спиной пустота. Бабка ушла. Ушла!

На старости лет к ней вернулась способность передвигаться бесшумно. Ну вы подумайте!

Все это мне очень и очень не понравилось. И моя напрасная поездка, и бабкина не менее бессмысленная активность. Я хорошенько обдумала происходящее и решила, что завтра поговорю с Раисой.

Мне чудился назревающий бунт. Еще не хватало, чтобы старушка отбилась от рук.

Утром я подошла к ее постели, раздернула шторы. Наклонилась, чтобы разбудить бабку, и обнаружила, что она не дышит.

Глава 4

1

Своего дома в деревне у Тишкиных родителей не было. Каждое ее лето делилось пополам между городом и крымским санаторием, да еще один раз ее отправили к родителям отца, в грязное село возле заболоченного озера, в котором не разрешалось купаться, а можно было только ловить рыбу. По берегу бродили бездельничающие мужики, завязывали разговор с ее дедом, и вскоре дед уходил, а появлялся в доме ближе к вечеру, опасно веселый и пахнущий водкой.

После Тишкиного возвращения папа с мамой поссорились. Девочка слышала обрывки разговора: «…Необъяснимое безразличие… – Имеют право! – А твой собственный ребенок не имеет? … – …требуешь невозможного… – Поговори с ними! .. – … я устал от них и от тебя! »

Закончилось тем, что с тех пор в деревню к родителям отца ее не возили.

Дом, в котором жили Прохор с Раисой, ошеломил Тишку.

В ее сознании он оказался неразрывно связан с одичавшим садом и лесом. Как если бы дом стал порождением этой пахучей сырой земли, возник из зерен, которые некогда упали в нее, а затем проросли срубом, венцами и бревенчатыми стенами.