Манускрипт дьявола - Елена Михалкова

Сделав шаг внутрь, он увидел, что никакой травы, конечно, в квартире Наташи Куликовой нет. На полулежал пушистый ковер с торчащими вверх зелеными ворсинками разной высоты, похожий на покрывало из мха – не хватало только ягод брусники или клюквы. Белые стены внизу разрисованы ветвями и листьями.

– Проходите, пожалуйста, – попросил сзади Аркадий Ильич. – Комната справа.

В комнате почти не было мебели, и потому она казалась просторной. Свет падал в незашторенное окно, и лучи солнца тонули в травяном ковре – точно таком же, как и тот, что лежал в прихожей. Остановившись на пороге, Бабкин присвистнул, но причиной его удивления был не ковер и не отсутствие шкафов.

Очевидно, любимое сочетание цветов хозяйки – зеленый и белый. Все стены в комнате были выкрашены светлой краской, и одна из них представляла собой подобие картины. Бабкин подошел поближе и остановился, изумленно рассматривая рисунки.

На этой стене росли деревья. Пожалуй, фантастические, решил Сергей, потому что определить вид хотя бы одного из них оказалось ему не под силу. Длинные изогнутые листья, переплетающиеся ветки, травинки и стебли, обвивающие стволы… Много-много зеленого цвета: бутылочного, травяного, изумрудного оттенков. Единственным опознанным Бабкиным растением стал папоротник, выписанный с удивительной детализацией, вплоть до мелких ворсинок на листочках.

Над папоротниками летали синие бегемоты. Толстые, как чеширские коты, с такими же широкими улыбками во всю бегемотью пасть, они махали до смешного крошечными крылышками, сидели на ветках деревьев, свесив кривые короткие ножки, и парили среди зарослей. Самые маленькие бегемотики были небесно-голубого цвета.

– Лес Крылатых Бегемотов, – негромко сказал сзади Куликов. – Наташа шутит, что это автопортрет.

Бабкин хотел ответить и вдруг осознал, что за то время, пока они стоят в комнате, Илюшин не произнес ни слова. Это было на него не похоже. Решив, что друг так же впечатлился картиной на стене, как и он сам, Сергей обернулся.

Макар молча стоял у противоположной стены, к которой были пришпилены большие листы ватмана. Окинув их взглядом, Сергей вздохнул. Когда-то он смотрел фильм «Игры разума», в котором главный герой, талантливый ученый, страдал шизофренией. То, что Бабкин видел сейчас на стене, очень напоминало записи этого ученого, не раз показанные в фильме.

Ватман был исчерчен сверху донизу непонятными письменами, мелкими буковками и закорючками. Кое-где, на свободном, явно специально выделенном пространстве, письмена исчезали, уступая место формулам и расчетам.

Рядом с формулами неуклюже и не очень-то похоже нарисован одуванчик, и этот мотив повторялся, как посчитал Сергей, минимум шесть раз.

Но кроме невинного одуванчика были и куда более странные рисунки. На одном из верхних листов он разглядел женщин, нарисованных в профиль – все они сидели в подобии горохового стручка, и у каждой из головы торчала трубка. В другом месте было изображено что-то вроде змеи, пустившей корни.

Сергею стало окончательно ясно, что Илюшин не возьмется за это дело. Искать душевнобольную девушку по всей Москве – задача не из легких, а Макар всегда здраво оценивал свои возможности. Бабкин приготовился услышать мягкий по форме, но категорический по содержанию отказ, и мысленно пожалел отца девушки, которому и так пришлось нелегко.

Макар наконец отвел зачарованный взгляд от каракулей и бредовых посланий и перевел его на мужчину, стоявшего в дверях. Лицо у него было на удивление серьезным, даже ошарашенным.

– Ваша дочь занималась расшифровкой манускрипта Войнича? – как показалось Бабкину, с некоторым недоверием спросил он.

Тот кивнул:

– Да, много лет. Это ее своего рода хобби, еще со школы. Хотя иногда мне кажется, что она уделяет ему куда больше времени, чем своей работе.

– Она достигла какого-то результата?

– Не могу вам сказать. Не потому, что не хочу, а потому, что не знаю.

– Любопытно… – Макар прошел вдоль стены, внимательно разглядывая рисунки. – Если вы не против, давайте поговорим в этой комнате, хорошо?

У последнего изображения остановился и, не дожидаясь ответа, сделал Сергею знак: записывай.

– Итак, когда вы в последний раз видели дочь?

* * *

Аркадий повторял свой рассказ в третий или в четвертый раз – он сбился со счета. Сперва дежурный, который принял у него заявление, потом оперативник, предупредивший, что вскоре с ним свяжется следователь… Теперь он излагал то же самое частным детективам, нанятым им в первый же день после исчезновения Наташи. Точнее, вечер.

Его старый друг, посоветовавший обратиться к ним, человек немногословный и скупой на эмоции, сказал: «Они тебе крота из-под земли выкопают». И Аркадий как-то уцепился за этого крота, представив людей – нет, не людей, волшебников, – способных сделать так, чтобы Наташка вернулась живой и невредимой. Написав заявление, он, выйдя из отделения, сразу позвонил по телефону, продиктованному другом, и вскоре уже ехал на встречу.

Детективов оказалось всего двое. Макар Илюшин поначалу разочаровал Куликова – не сыщик, а какой-то мальчишка: худощавый, светловолосый, с отросшими, совершенно несерьезными вихрами, торчащими во все стороны. От него оставалось ощущение легкости и беззаботности. Выглядел Макар Илюшин лет на двадцать пять, не больше, а Аркадию все молодые люди такого возраста казались юнцами. Детьми, как и его Наташа. Но, увидев Илюшина на следующий день, Куликов поразился: перед ним стоял мужчина лет тридцати с небольшим, собранный и внимательный. Никакой расслабленности не было и в помине. Он расспрашивал о вещах, которые, как казалось Куликову, мало относятся к делу, и Аркадий добросовестно отвечал, отмечая про себя въедливость детектива.

Но что такое настоящая въедливость, он понял лишь тогда, когда к расспросам приступил второй сыщик.

Если первый напоминал гончего пса, готовящегося взять след, то второй – собаку одной из тех пород, представители которой вцепляются один раз, но намертво. Высокий, коротко стриженый, тяжеловесный, с глубоко посаженными темными глазами, он вызвал в памяти Аркадия усредненный образ «братков» из девяностых годов. Только этому не хватало золотой цепи толщиной с ужа, и одет он был демократично: джинсы да простая куртка, оттопыривавшаяся под мышкой.

«Туповат», – решил Куликов, посмотрев на него. Он укрепился в этой мысли, когда детектив начал задавать ему одни и те же вопросы, лишь немного меняя формулировки. Правда, спрашивал он по делу: о друзьях-знакомых Наташи, о ее личной жизни, работе… Но спустя некоторое время Аркадий обнаружил, что, отвечая в третий раз на вопрос, он вдруг вспомнил детали, которых не мог вспомнить до этого, и его мнение об умственных способностях сыщика изменилось. Нет, не так прост был этот громила, совсем не прост, и не зря он с таким тщанием вытаскивал из Аркадия подробности общения Тошки с ее коллегами. Присматриваясь к нему, Аркадий Ильич в который раз напомнил себе не делать скоропостижных выводов о людях.