Иллюзия игры - Елена Михалкова

Однажды он приехал вместе с ней на «урок» к Зое Семеновне, и девочка радостно показала, чему научилась. Она дурачилась, играла и лишь много позже поняла, что это был первый экзамен, проверка на способность усвоения материала. Старик, кажется, был доволен и, пока Ирка смывала грим, увел Зою на кухню.

Девочка управилась быстро и пошла искать взрослых. Когда она подходила к комнате, из-за приоткрытой двери послышался голос Зои Семеновны:

– Миша, все понимаю, умненькая девочка, богатый материал… Только скажи честно – тебе-то это зачем?

«Богатый материал» встал как вкопанный и затаил дыхание, прислушиваясь. В комнате помолчали, потом послышался звук отодвигаемого стула, и голос старика донесся от окна.

– Старый я уже, Зоя… Не в том смысле, что лет мне много. Хотя много, что уж тут возрастом кокетничать…

– Да и перед кем? – хмыкнула женщина.

– Вот именно. Так что не в годах дело. А в том, что не вписываюсь я в нынешний формат, как принято говорить. Но жить-то на что-то надо, верно? Ты сама говоришь, девочка способная. Сегодня я ей помогу, завтра она мне.

– Уже решил, какой процент возьмешь? – с непонятным Ирке ехидством спросила Зоя. – А если оставят тебя без процента? Молодые – они ведь как щучки!

– Значит, не судьба. Не каркай, там видно будет.

Девочка бесшумно отступила и скрылась в дальней комнате, обдумывая услышанное.

– Ир! Иринка, подожди!

Был конец мая, и девочка бежала из школы к остановке – Зоя Семеновна обещала показать ей что-то новенькое. Ирка торопилась и даже не услышала, что сзади ее громко зовут.

К тому же по имени одноклассники обращались к ней редко, все больше звали Лебедой – от фамилии «Лебедева». Поэтому девочка обернулась только тогда, когда ее уже почти догнали. Перед ней стоял запыхавшийся Костя Лапин и белозубо улыбался:

– Зову тебя, зову! Думал, ты в наушниках.

– Нет… – чуть удивленно ответила Ира. Костя никогда прежде не заговаривал с ней первым, и совсем удивительным было то, что он бежал за ней. – У меня нет наушников. Я не слушаю музыку.

– А зря! Слушай, мы сейчас идем классом в парк, типа отметить конец этой каторги… – Костя махнул рукой в сторону школы. – Хочешь с нами? Ваши тоже идут – Гаврилова, Сенежкина и еще кто-то.

Ирка смотрела на Лапина, раздираемая противоречивыми эмоциями. Она очень хотела, чтобы однажды все случилось именно так – он догнал бы ее и куда-нибудь пригласил. Но Зоя Семеновна, и ее «новенькое», и дед, который обязательно взглянет разочарованно, хоть ничего и не скажет…

– Извини, Костя. – Она с сожалением покачала головой. – У меня сегодня дела. В другой раз, хорошо?

– Ир, другого раза может и не быть, – проронил Лапин. Парень не ожидал отказа и не хотел быть предметом шуток приятелей, видевших, как он рванул за Лебедой.

Ирка бросила на него взгляд, в котором что-то промелькнуло: не сочувствие, не сожаление, но что именно – Костя не понял. Пожала плечами:

– Значит, не судьба.

– Сегодня с тобой позанимаюсь не я, – с порога удивила ее Зоя Семеновна. – Проходи, Веруня ждет.

Веруня сидела на диване – не женщина, а глыба, с мощной шеей и выпирающим вперед животом, – и звучно хохотала, слушая радио. Ирке показалось, что от ее смеха даже потолок сотрясается, ходит волнами, как выбиваемое одеяло. Огромная, избыточная, громкоголосая женщина, на фоне которой и Зоя Семеновна, и сама Ирка казались крошечными.

– А-а, это ты наша девочка! – воскликнула Веруня, выключая радио. – Ну здравствуй, здравствуй. Иди сюда, моя радость! Иди сюда, моя крошка!

Толстуха повелительно похлопала рядом с собой по дивану.

У Ирки возникло ощущение, что она – собачка, которую подзывает любвеобильная хозяйка. Оно только усилилось, когда Веруня заставила ее открыть рот и несколько раз высунуть язык. Ирка скосила глаза на Зою Семеновну, наблюдающую за этим действом издалека, и постаралась, чтобы в них читался вопрос.

Но на него ответила не хозяйка, а гостья.

– Связочки-связочки… – пробормотала она. – Горлышко нужно тренировать.

И вдруг запела – высоким, необычайно сильным голосом:

– А-а-а-а-а-ве Мари-и-и-ия….

Ирка даже вздрогнула.

– Вот этим мы с тобой и займемся, – оборвав пение, сказала Веруня.

– В церкви будем голосить? ! – изумилась Ирка.

Обе женщины засмеялись.

– В церкви – точно нет, – пообещала Веруня. – Но голосить – обязательно, обязательно! А также гнусавить, скрипеть, пришептывать, ворковать и прочее, прочее, прочее.

И начались новые упражнения. Ирку заставляли представлять себя огромным мячом, из которого понемногу выходит воздух, заставляли зевать, не открывая рта, чтобы запомнить ощущение «купола» – поднимающегося нёба, учили петь «из живота», форсировать звук, говорить фальцетом и басом.

– Рот открыт, челюсть свободна! – командовала Веруня. – Не забудь про опору. Двигай только языком! Ии-и-и-и… Поехали!

Ирку заставляли артикулировать так, что к концу занятия у нее болели щеки и заплетался язык. Заплетался в буквальном смысле, и по вечерам она не могла толком пересказать деду, что они делали с «учительницей». Попугай слушал ее очень внимательно, и девочке казалось, что она читает злорадство в его круглых глазах, словно он хотел сказать: «Ну-ка, попробуй говорить по-человечески, как я! »

– У тебя сегодня нечистоплотный голос, – отчитывала Веруня Ирку на следующее утро. – Надо снимать зажимы. Садись в кресло, я покажу тебе…

Девочка училась расслабляться. К упражнениям на расслабление вскоре прибавились занятия осанкой: Веруня настаивала на том, что только правильное положение тела дает хороший, чистый голос.

– Дыхание идет из диафрагмы, короткий вдох – длинный выдох! – Она сопровождала свою речь плавными взмахами полных рук. – Ты не должна давиться звуком!

Когда с осанкой было покончено, перешли к подражаниям. Наклоняли голову, сгибались пополам, чтобы звук становился ниже, визжали, слушали старческие голоса и детские, подражали интонациям – это у девочки получалось лучше всего. Веруня нещадно гоняла ученицу, и под конец Ирка едва не сорвала голос.

Три дня она ходила охрипшая и пила гоголь-моголь. Потом еще сутки молчала. Потом несмело заговорила – сперва шепотом, затем громче, еще громче…