Безмолвная - Ремигиуш Мруз

Теперь мы оба всматривались в фото, как в алтарь. В отличие от мужчины, на Еве было изображение логотипа другого коллектива, от названия которого виднелся только кусочек – «Гутьеррес и Анжело». Название альбома или песни – «Лучшие дни» – ни о чем мне не говорило.

Молчание затягивалось, а я и не заметил, как единственный клиент в заведении уже выпил «Манго ласси» и теперь нетерпеливо осматривался.

– Может… – начал я неуверенно. – Может, я просто поторопился узнать ее?

– Что?

– Это невероятно! Через десять лет она должна была так внезапно появиться?

– А как иначе?

Вопрос был хороший. Так же, как и другие.

Может, я, охваченный надеждой, слишком поспешно признал, что это Ева? Или нет? Действительно, на снимке она…

– Христе, – простонал я, а потом потряс головой и констатировал: – Выглядит счастливой.

– Она же на концерте «Фу файтерс».

– Но…

– Ты считал, что в течение десяти лет кто-то держал ее запертой в подвале?

– Не знал, что и считать…

Это была чистая правда. Версий было достаточно много – часть надуманных мной, часть возникла стараниями журналистов и анонимных авторов, комментирующих надписи на местных порталах с ежегодными напоминаниями о том, что Ева так и не нашлась. Тексты появлялись всегда со снимками и предположениями, что наиболее вероятной версией исчезновения девушки является ее падение в реку. Тело, однако, так и не было найдено, подчеркивали авторы публикаций.

Несколько раз случалось, что кто-то хотел слепить сенсацию. Однажды я даже натолкнулся на заголовок «Новые факты в деле. Дамиан Вернер допрошен».

Естественно, в ходе следствия я был допрошен в качестве свидетеля. Один из следователей хотел удостовериться, что дело законно прекращено из-за отсутствия доказательств. Именно этот факт и был использован для появления упомянутого заголовка. Обычная журналистская «утка» – в отличие от того, что я сейчас видел перед собой…

– Кто ее ищет? – спросил я.

– Тот, кто поместил снимок, – Фил Брэдди.

Я снова глянул на миниатюрное фото и текст.

– Американец?

– Британец, – ответил Блицер. – Вероятно, приперся на концерт из Лондона, а тут ему понравилась случайно встреченная девушка… Пишет, что перекинулись несколькими фразами, посмеялись, а потом он на минутку отошел к знакомым. Когда вернулся, ее уже не было. Теперь старается найти…

Сначала я подумал, что должен ему написать – узнать, что говорила Ева. Будто это имело какое-то значение…

– Перед выходом из дома я послал ему сообщение, – добавил Блиц.

Я благодарно кивнул. Сидевший неподалеку клиент со значением кашлянул, но я его проигнорировал. Спросил:

– Кто-нибудь ответил?

– Несколько человек. Что ни говори, но снимок заметный.

Блицкриг был прав. Легко размытый фон, крупный план и фокус на улыбающейся красивой девушке… Фотография не могла не привлечь внимание тех, кто просматривал профиль.

– Хоть кто-то написал что-нибудь конкретное? – неуверенно поинтересовался я.

– Нет. Одни лишь пошлые комментарии, которые я и читать не хочу.

Не хотелось бы, но я наверняка прочту, вернувшись домой. Сначала, однако, мне нужно посетить другое место. Насмотрелся я с избытком фильмов и сериалов, чтобы не знать: основная ошибка в такой ситуации – отказ от информирования следственных органов.

Поблагодарив Блица, я отправился в подсобное помещение и позвонил шефу, что мне неможется. Одним из плюсов работы в гастрономии было то, что хозяева заведения относились к подобной информации серьезно. Особенно те, кто хотел, чтобы клиенты когда-нибудь еще к ним возвращались.

Сменщица появилась достаточно быстро – так, что еще успела подать мужчине «попадам» [3 - «Попадам» – тонкий блинчик из чечевичной муки. ] и признать, что снимок Евы четкий, до мельчайших подробностей.

Когда я появился в полицейской комендатуре на улице Повольного, то уже мог описать фотографию принявшему меня подкомиссару [4 - Подкомиссар – самое младшее офицерское звание в польской полиции. ] Прокоцкому по памяти. Но не стал. Мы вышли на нужный профиль, и я показал ему снимок. Морща лоб, сотрудник полиции долго вглядывался в него.

Он вел это дело десять лет назад. Я надеялся уловить в его глазах блеск, окончательно убеждающий меня в том, что на снимке действительно Ева. Но Прокоцкий повел себя так, словно увидел изображение совершенно не известной ему особы.

– Ну естественно, – наконец изрек он.

– Что естественно?

– То, что вы ищете в других женщинах образ исчезнувшей невесты.

Я открыл было рот, но не сумел ничего произнести. Категоричность в его голосе просто сбила меня с толку.

Прокоцкий оторвал взгляд от монитора, глубоко вздохнул и с сочувствием посмотрел на меня.

– Вы ведь с тех пор ни с кем не связывались? Так?

– Нет, не связывался. Но какое это имеет отношение к делу?

– Вам ее по-прежнему не хватает. Это естественно, что…

– Вы шутите?

– Такое случается…

Я указал пальцем на монитор.

– Вы видите то же, что и я?

– Вижу девушку, похожую на Еву. И это всё, пан Вернер.

Переступив с ноги на ногу, я в отчаянии повел взглядом вокруг, словно надеясь на появление кого-нибудь, кто мне поможет.

– Но ведь это она! Черт возьми, неужели вы не видите? !

Подкомиссар, снова вздохнув, мягко произнес:

– Увы, не могу с вами согласиться. Есть некоторая схожесть, но…

– Я точно знаю, как выглядит моя невеста!

Полицейский неспешно поднялся, как будто опасаясь повредиться. Потом успокаивающе положил мне руку на плечо и начал пояснять, что я ведь видел девушку много лет назад, а теперь меня обманывает мое собственное воображение. Он внушал мне это несколько минут, но с каждой очередной фразой я слушал все с меньшим вниманием…

Его чрезмерная уверенность, решительность в голосе и нежелание признать, что это в принципе могла быть она, действовали на меня раздражающе.

– Конечно, мы проверим, – уверил меня подкомиссар, провожая к выходу. – Даже не сомневайтесь!

В общем-то, сомнений и не было. В смысле, я не сомневался в том, что здесь что-то нечисто…

3

Я надеялся, что возвращение домой принесет мне хоть какое-то облегчение. Так происходило ежедневно, когда, вернувшись, я закрывал за собой дверь на три надежных замка.