Тайное место - Тана Френч

Кристофер Харпер, шестнадцати лет, из школы для мальчиков через одну улицу и две чрезвычайно высокие стены отсюда. Той ночью кто-то проломил ему голову.

Людей было задействовано – можно жилой квартал построить, сверхурочных выплачено столько, что можно все закладные оплатить, а уж бумаг по этому делу хватило бы, чтобы запрудить реку. Подозрительный сторож, случайный работяга – исключено. Одноклассник, с которым они как-то подрались, – исключено. Угрожающего вида местные мигранты, привлекавшиеся за мелкие правонарушения, – исключено.

И все. Больше никаких идей. Ни единого подозреваемого и ни малейшего представления, почему Кристофер вообще оказался на территории Святой Килды. А потом все сошло на нет – все меньше времени, все меньше людей. Никто не заявил бы этого прямо, все-таки жертвой был подросток, но на практике дело закрыли. К настоящему моменту все документы хранятся в архивах отдела убийств. Рано или поздно до начальства дойдут какие-нибудь скандальные намеки из прессы, дело откопают и подбросят нам, в бар “Последний шанс”.

Холли пригладила лацкан.

– Вы ведь знаете про Криса Харпера, да?

– Да, – кивнул я. – Ты тогда уже училась в Святой Килде?

– Ага. Я там с первого года. А сейчас уже на четвертом.

И опять замолчала, вынуждая меня делать очередной шаг. Один неверный вопрос – и она уйдет, разочарованная во мне: слишком старый, очередной бесполезный взрослый, который не в состоянии ничего понять. Я осторожно прощупал почву:

– Ты живешь в пансионе?

– Да, последние два года. Но только с понедельника по пятницу. На выходные уезжаю домой.

В какой же день это произошло, не помню.

– Ты была в школе в ту ночь, когда это случилось?

– В ночь, когда убили Криса.

Короткая вспышка раздражения. Папина дочка: не выносит, когда ходят вокруг да около, – во всяком случае, когда это делают другие.

– В ночь, когда убили Криса, – согласился я. – Ты была там?

– Там я, естественно, не была. Но в школе – да.

– Ты что-то видела? Или слышала?

Вновь раздраженно, на этот раз куда более выразительно:

– Меня об этом уже спрашивали. Следователи. Они допросили нас, не знаю, тысячу раз, не меньше.

– Но с тех пор ты могла что-то припомнить, – примирительно сказал я. – Или передумать насчет того, о чем следует промолчать.

– Я не дура. И в курсе про все ваши штуки. Забыли? – Она уже готова была развернуться к двери.

Сменим тактику.

– Ты была знакома с Крисом?

Холли успокоилась.

– Постольку-поскольку. Наши школы сотрудничают, поневоле познакомишься. Мы не дружили, ничего такого, просто наши компании зависали вместе пару раз.

– Что он был за человек?

Пожимает плечами:

– Парень как парень.

– Он тебе нравился?

Вновь движение плечами:

– Нормальный.

Дело в том, что я немного знаю папочку Холли. Фрэнк Мэкки работает под прикрытием. Столкнешься с ним нос к носу – он увильнет; зайдешь сбоку – ринется в лоб. Я сказал:

– Ты пришла, потому что хотела мне что-то сообщить. Я не намерен играть в угадайку, в которой все равно не смогу победить. Если ты не уверена, что готова говорить, уходи и возвращайся, когда надумаешь. Если все же готова, выкладывай.

Холли явно понравился такой подход. Она едва не улыбнулась в ответ, но просто кивнула.

– Есть такая доска, – сказала она. – У нас в школе. Доска объявлений. На верхнем этаже, напротив художественной мастерской. Ее называют Тайное Место. Если у тебя есть тайна, ну, там, ненавидишь своих родителей, например, или тебе нравится какой-нибудь парень, можешь написать про это на бумажке и прикрепить туда.

Спрашивать зачем, видимо, бессмысленно. Девочки-подростки – понять невозможно. У меня есть сестры. Я давно отучился задавать лишние вопросы.

– Вчера вечером мы с девчонками занимались в мастерской – работали над проектом. Я забыла там наверху свой телефон, но вспомнила про него только после отбоя, поэтому вчера за ним не вернулась. И пошла туда сегодня с утра пораньше, еще до завтрака.

Слишком гладко излагает – не моргнув глазом, ни тени нерешительности. Будь это другая девчонка, я бы сразу сказал, что все это чушь собачья. Но Холли существо опытное, да к тому же у нее такой папаша – с него станется снимать показания всякий раз, стоит ей опоздать вечером домой.

– Я глянула на доску, – продолжала Холли. Наклонилась к своему рюкзаку, открыла. – Просто по пути к мастерской.

Вот оно: рука замерла над зеленой папкой. Она помедлила, не глядя на меня. Волосы, связанные в хвост, упали, скрывая профиль. Занервничала наконец-то. Не такие уж мы холодные и невозмутимые, оказывается. Потом она выпрямилась и вновь встретилась со мной взглядом, лицо опять непроницаемое. Вытянула руку, вручая мне зеленую папку. И отдернула, едва я коснулся ее, так стремительно, что я едва не выронил.

– Вот это было на доске.

На папке надпись: “Холли Мэкки, 4Л, Обществоведение”. Внутри – прозрачный пластиковый конверт. В нем – канцелярская кнопка, свалившаяся в самый угол, и фотография.

Его я узнал гораздо быстрее, чем саму Холли. Это лицо неделями не сходило с первых полос всех изданий и с телевизионных экранов, красовалось во всех полицейских сводках.

Снимок, правда, другой. Парня застигли в момент, когда он обернулся, глядя через плечо. Слегка размытый фон – желтые осенние листья. Весело смеется. Симпатичный. Блестящие каштановые волосы, зачесанные, как у поп-музыканта, но густые, изогнутые книзу брови, делали его похожим на забавного щенка. Кожа чистая, щеки румяные; всего несколько веснушек на скулах, и только. Подбородок, который вполне мог с годами стать мужественным, если бы ему дали время. Широкая улыбка, от которой разбегаются мелкие морщинки вокруг глаз и носа. Немножко нахальный, немножко милый. Юный и все прочее, что всплывает в сознании, когда вы слышите слово “юный”. Летняя влюбленность, герой для младшего брата, пушечное мясо.

А прямо на его голубой футболке, чуть ниже лица, наклеены буквы, вырезанные из книжки, – прилеплены c большими промежутками, как в записках о выкупе. Краешки аккуратные, вырезано тщательно.