Тень за спиной - Тана Френч

Убийства – не то что другие отделы. Наш отдел работает с точностью часового механизма. Заточен и беспощаден, как бритва. Гибок и стремителен. Похож на большую кошку в прыжке или на хорошо пристрелянное ружье. Когда я проходила практику в качестве патрульной при Главном управлении, некоторых из нас отправляли в Убийства для всякой мелочевки. Вести протокол или обходить квартиры. Но даже мельком глянув на работу Убийств, я уже не могла отвести взгляда. Я влюбилась.

Вот только за время моей работы тут кое-что изменилось. Как выяснилось, механизм отдела отлажен столь точно, что принимает далеко не каждого. Нрав у кошечки оказался колючий и дикий, и отдача у ружья, как выяснилось, неслабая. Я пришла в неподходящее время и очутилась не там, где нужно.

Во-первых, у меня нет хрена, а это главный инструмент в раскрытии убийств. За все время существования Убийств тут служило не более полудюжины женщин. Уж не знаю, сами они сбежали или им придали ускорение, но к моему приходу ни одной в Убийствах не было. Некоторые парни считали это нормальным порядком вещей. Им казалось просто наглостью с моей стороны расхаживать здесь, как будто я имею на это какое-то право. Меня следовало проучить. Так думали далеко не все – вначале, по крайней мере. Но тех, что думали так, мне хватало. Первые недели они изучали меня, как хищники изучают свою жертву, запертую в клетке. Сначала это были мелочи – шуточки типа «сколько женщин нужно для…», замечания о том, что я веду себя так, будто у меня бесконечный пмс, намеки, как же я должна быть хороша во всем, раз сумела заполучить это место. Просто чтобы посмотреть, стану ли я смеяться вместе с ними. Как любые хищники, они хотели, чтобы жертва вела себя смирно, послушно сносила оскорбления, чтобы и не помышляла восстать – она должна молча делать все, что скажут.

Издевались они даже не потому, что я женщина. Это просто сидит у них внутри, им кажется, что унижения – самый легкий способ избавиться от меня, это чистый инстинкт хищника. Повторялось то, через что я прошла в школе, где была единственным смуглым ребенком в лилейно-белой Ирландии, и понятно, что меня тут же прозвали Черножопкой. Все человеческие существа занимаются этим с первобытных времен: борются за власть, определяют, кто тут альфа-самец, а кто лох, которому уготовано копошиться внизу.

Я ожидала чего-то в этом роде. Каждый отдел испытывает новичков. Когда я появилась в Пропавших без вести, меня сразу попытались отправить на обход квартир с вопросом, не видел ли кто Майю Бизду. Убийства же славились тем, что проделывали такое куда жестче и совсем не смешно. И то, что я этого ожидала, не значит, что я была готова это принять. Если я чему-то и научилась в школе, так это что никому нельзя позволять скинуть тебя вниз. Если окажешься внизу, наверх уже не выберешься никогда.

Конечно, я могла следовать официальной политике и подать жалобу суперинтенданту о дискриминации по половому признаку и создании враждебной атмосферы на рабочем месте. Но, во-первых, это лучший способ еще сильнее ухудшить ситуацию, а во-вторых, я бы скорее отстрелила себе палец, чем побежала плакаться шефу. Поэтому, когда этот маленький говнюк Роше шлепнул меня по заднице, я просто вывихнула ему запястье. В течение нескольких дней он без стона и чашку кофе не мог поднять. Мое послание прозвучало громко и отчетливо. Я ничего и никому не спущу. Я не собираюсь вилять хвостом и задирать лапки кверху. Я готова к драке с самыми большими псами.

И тогда они ринулись на меня, стараясь выкинуть прочь из своры. Сначала полегоньку. Каким-то образом все в отделе узнали, что моя кузина сидит за торговлю героином. Проверка отпечатков пальцев никогда меня не вставляла, поэтому я так и не узнала, кто же бессчетное количество раз взламывал ящики моего стола. Однажды я повысила голос на свидетеля, который дал фальшивое алиби подозреваемому. Ничего особенного, так иногда поступает любой коп. Но кто-то смотрел на меня в это время сквозь одностороннее стекло, поэтому еще несколько месяцев каждый раз после допроса очередного свидетеля кто-нибудь непременно интересовался: «Ну как, Конвей, от души вызверилась? Он небось в штаны наделал от ужаса и теперь подаст на нас в суд за раннее облысение. В следующий раз этот бедный ублюдок дважды подумает, перед тем как согласится давать показания в полиции». Теперь даже те парни, что прежде были вполне дружелюбны, чуяли запах крови и обходили меня стороной, чтобы не нажить неприятностей. Когда я входила в комнату, немедленно воцарялась гробовая тишина.

Но в те времена у меня, по крайней мере, был Костелло, старейшина Убийств, в функции которого входило опекать новичков. Он здорово помог мне. Никто не осмеливался травить меня в открытую, пока Костелло приглядывал за мной. Несколько месяцев спустя Костелло вышел на пенсию.

В школе у меня была своя компания. Каждый, кто связывался со мной, связывался со всеми, а типы в нашей компании были такие, что иметь дело с ними было себе дороже. Когда прошел слух, будто мой папаша отбывает срок за угон самолета, и половина моих одноклассников отказались сидеть со мной за одной партой, опасаясь, что я таскаю в портфеле бомбу, мы отловили трех сучек, которые этот слух распускали, и вышибли из них всю дурь. В Убийствах после ухода Костелло и до появления Стива я была совсем одна.

Еще при Костелло парни решили вывести травлю на новый уровень. Как-то я на минутку отошла от компьютера, а когда вернулась, кто-то стер весь мой почтовый ящик: входящие, исходящие, контакты – все. Некоторые теперь отказывались работать со мной в паре во время допросов. «Не ставьте меня с ней! Я не хочу нести ответственность, когда она развалит дело». Во время обширных облав, куда брали каждого, у кого температура чуть выше температуры окружающей среды, меня оставляли в отделе. В спину мне неслось: «Да она и слона в снегопад не заметит». На рождественской вечеринке, на которой я едва пригубила пива, кто-то сфотографировал меня сидящей с полузакрытыми глазами. На следующий день снимок красовался на нашей доске объявлений с подписью: АЛКОКОП. К вечеру все уже знали, что у меня проблемы с алкоголем. А к концу недели каждому было известно, что я напилась в дым, заблевала себе туфли и взяла в рот у одного из коллег. Я так и не смогла выяснить, кто являлся источником этих слухов и сколько этих источников было. Даже если я прослужу в полиции до самой пенсии, всегда будут находиться такие, кто поверит в эти россказни. Обычно мне по барабану мнение окружающих, но когда я не могу делать свою работу из-за того, что мне не доверяют настолько, что боятся даже близко подойти, я начинаю беспокоиться.