Тень за спиной - Тана Френч

– Так. Попытайтесь еще разок.

Люси подняла голову и выдала еще один настороженный взгляд. Стив рядом со мной заерзал. Я знаю, что его ерзанье означает «прекрати это». Я уже хотела врезать ему локтем под ребра, но тут подумала, что он прав. Ведь для Люси я была хорошим копом, а если продолжу в том же духе, потеряю ее расположение навсегда.

И я сказала, уже мягче:

– Мы не хотим навредить вам. Нас интересует Ашлин.

Ее взгляд сделался чуть менее настороженным. Стив, быстренько втиснувшись в излюбленную шкуру доброго копа, ласково попросил:

– Расскажите нам о ней. Как вы познакомились?

Люси закурила следующую сигарету. Я люблю никотин. Он возвращает свидетелей в зону комфорта, когда приходится задавать неудобные вопросы; он не дает родным и друзьям жертвы потерять разум; он позволяет нам довести подозреваемого до белого каления, а потом кинуть ему успокаивающую никотиновую пилюлю, чтобы немного остыл. С некурящими все сложнее. Нужно искать другие подходы, чтобы их контролировать. Будь моя воля, каждый замешанный в деле об убийстве курил бы по пачке в день.

– В средней школе, – сказала Люси. – Нам тогда было по двенадцать лет.

– А… Так вы жили поблизости? Где?

– Грейстоунс.

Это рядом с Дублином. Городок небольшой, но довольно населенный. Значит, Люси и Ашлин дружили, потому что нравились друг другу, а не потому что больше было не с кем.

– А какой Ашлин была в детстве? – продолжал Стив. – Если бы надо было описать ее одним словом?

Люси задумалась, по лицу ее опять скользнула тень нежности.

– Застенчивая. Очень застенчивая. Это, может, было не самой основной ее чертой, но тогда заслоняло почти все остальные.

– Для застенчивости имелась какая-то причина? Или это было свойство характера?

– Отчасти характер, отчасти возраст. Но в первую очередь, думаю, из-за матери.

– А какой была ее мать?

Вот что я имела в виду, говоря, что Стив умеет работать со свидетелем. То, как он подался вперед, то, как кивал головой, то, каким тоном говорил, – даже я готова поверить, что интерес у него не формальный, а личный и очень искренний.

– Она была не в себе, – ответила Люси. – Миссис Мюррей, понятно, а не Аш. У нее по-настоящему было не все в порядке с головой. Ей бы на терапию или таблетки попринимать. А может, и то и другое.

– А что с ней случилось?

– Аш рассказывала, что когда-то, еще до того, как мы познакомились, ее мать была здорова. Но когда Аш должно было исполниться десять, от них ушел отец.

Мы вроде бы удалились от убийства, от тайн и от того, что она там скрывает, так что Люси могла бы расслабиться, но нет, пальцы по-прежнему стискивают сигарету, а ступни так крепко уперты в заляпанный краской пол, что можно подумать, она в любую секунду готова сорваться с места и сбежать.

– Они так и не узнали, почему он ушел. Он ничего не сказал. Просто… исчез.

– И это сломило миссис Мюррей?

– Да, она так и не оправилась. Начала скатываться вниз и не смогла остановиться. Аш говорила, что это от стыда. Миссис Мюррей считала, что она сама во всем виновата. – Люси скривила рот, не выпуская сигарету из губ, но на этот раз в ее лице не было и тени нежности. – Вы же знаете это поколение. Женщина всегда и во всем виновата. А если не виновата, значит, молилась недостаточно истово. Мама Аш просто изъяла себя из жизни. Отдалилась ото всех. Она ходила в магазин и к мессе, но не более. Словом, к тому времени, когда мы познакомились, Аш уже два года как сидела дома, в компании своей мамаши и телевизора. Братьев и сестер у нее не было. Я не любила ходить к ним, от одного вида ее мамаши меня просто в дрожь бросало. И я слышала, как она плачет у себя в комнате, а то встанет посреди кухни и смотрит в пустую тарелку, пока у нее на плите что-то подгорает. И шторы вечно задернуты, чтобы никто, не дай бог, ее не увидел и не… я даже не знаю… не подумал о ней плохо, что ли. И Ашлин приходилось во всем этом жить!

Стив явно нажал на клавишу «пуск». Люси говорила все быстрее, и ясно было, что она не остановится, пока мы ее не остановим или пока не обессилет.

– А еще всякие мелочи… Поскольку мать никуда не выходила и денег у них было совсем мало, Аш вечно одевалась странновато, не как все. У нее не было обычных вещей, которые носили остальные. Вечно какие-то тряпки из благотворительных магазинов, старые и совсем ей не по размеру. Я давала ей поносить кое-что из своего, но у нас был разный размер, да и это тоже не добавляло ей уверенности в себе. Аш была… нет, не толстой, но такой… пухленькой, моя мама изредка ей что-нибудь покупала, но нас в семье было четверо, и лишних денег у нас тоже не водилось. Наверное, это не так уж и важно, но ведь если все кругом знают, что отец тебя бросил, а мать чиканулась, то последнее, чего тебе хочется, – это выглядеть пугалом огородным.

Стив обожает подобные излияния, а меня они напрягают. Он считает, что так мы лучше узнаем жертву. Я же думаю о тех фильтрах. Я уже поняла, что у Люси есть нечто, чем она с нами делиться не желает. И потому Ашлин, которую нам здесь выдают, это целиком и полностью творение Люси – она представит нам Ашлин так, как ей нравится.

– Люси, простите меня за прямоту и резкость, но я не понимаю, почему вы стали подругами. Пытаюсь представить это себе, но не вижу между вами ничего общего. Что вас сближало?

– Так и знала, что вы об этом спросите. – Люси улыбнулась уголком рта, не мне, но тому, что стояло у нее перед глазами. – У нас было полно общего. Я тоже не то чтобы в школе кайф ловила. Я не была изгоем, но то пропадала в плотницкой мастерской, то ковырялась в электросхемах, и все эти коровы, королевы класса, вечно смеялись надо мной и обзывали лесбой, а все остальные им, конечно, подпевали. Пыткой это не назовешь, но вся эта школа была для меня полным отстоем. Но мы же про Аш говорим, верно? Она считала меня крутой ровно по тем же причинам, по которым остальные считали уродцем. Она прямо восхищалась мной, словно я какая героиня, и только потому, что я постоянно говорила этим девкам, чтобы отвалили, и занималась тем, что мне нравилось, не сверяясь с их мнением. Аш полагала, что круче этого не бывает.