Квартира № 41 - Мария Свешникова

– Терпеть не могу осень! – обронил Игорь, выглядывая в окно на шумный промозглый город.

– Если ты не можешь победить осень, лучший вариант – ее просто полюбить…

– И тогда однажды она тебя предаст, – вдруг распахнул створки своей души Игорь. – Слушай, можно я сразу о себе кое-что скажу, чтобы потом не возникало лишних вопросов и претензий? – Он обернулся на нее и впился взглядом. – Я настолько эгоистичный, что со мной даже кошки не уживаются. Ты не жди от меня ничего, ладно? – выпалил он, будто заранее извиняясь.

– Спасибо тебе за неповторимую ночь! – оцепенела от его слов Надя и попыталась сменить тему.

Она сидела за гостиничным трюмо и причесывалась как-то по старинке и грациозно, зубами придерживая шпильки, пока собирала волосы в пучок. От нее доносились запахи догорающей осени, петрикора и почему-то спелого инжира.

– Неповторимую ночь? Ты намекаешь на то, что не будет повторения?

Игорь несколько раз хотел взлохматить ее волосы, но безупречность прически его отпугивала. Он ограничился тем, что положил руки Наде на плечи и большим пальцем несколько раз провел по шейным позвонкам.

Надя склонила голову к его ладони и уткнулась в нее подбородком.

Стало ясно: это не последняя их встреча.

Но… как и во всех историях, было одно «но».

Надя встретила Игоря слишком поздно. Опоздала, не впрыгнула с заледенелого перрона в отчаливающую электричку в последний момент. Он уже не верил женщинам… А она все билась… как рыба об лед… Несколько раз собиралась подать на развод, но потом понимала: Игорю она тоже не нужна. Ему вообще никто не нужен – самодостаточность всегда казалась Наде хмельной бравадой, а тут раз – и она воочию ее узрела.

Непреодолимая жестокость

Как-то, спустя месяцев восемь после начала странного романа с Игорем, вернувшись домой, Надя застала своего мужа за изменой прямо в гостиной: он стоял посреди зала в одних носках и издавал не то рык, не то вой, склонив перед собой Надину сестру. Нина пальцами вцепилась в спинку стула, и тот постукивал о фамильный дубовый стол в ритме анданте.

На реставрацию стола Надя потратила почти два года, на брак – десять. Вихрем крутились мысли, будто центрифуга заставила быстро вращаться все самые «липкие» воспоминания.

Тяга к несовершеннолетним еще с юности действовала на Надю как тяжелая сосулька, по весне упавшая с крыши прямо на голову. Увидев однажды одноклассницу в потных и маслянистых объятиях учителя истории, Надя выбежала из школы испуганная и ошарашенная, а тут бац – и сосулька на голову. Ко всему увиденному вдобавок. От удара Надя стояла удивленно-улыбчивая, солнечные зайчики вмиг мутировали перед глазами в шуршащие мушки, сепия заполнила ее видение мира… И лишь капель по тонкой крыше крыльца и проезжающая электричка остановили ее от потери сознания. С тех пор она всегда боялась потерять сознание. Да, сознание и ясность всегда были для Нади маяками, а чувство ватных ног, как будто мягких и плюшевых, и ощущение потери контроля казались концом света: дальше были только мушки, а за ними тьма. Ну или что-то очень неприятное вроде раствора Люголя. И сейчас она снова теряла равновесие, не в силах даже закричать, чтобы прервать их сношение.

Сказать, что измена была для Нади чем-то катастрофическим, чего она не могла простить? Нет. Как раз измена казалась ей чем-то обыденным, обыкновенным и заурядным. Сколько она сама изменяла. Но было у Нади табу: никогда не приводить в дом, чтобы чужеродный организм ни молекулы своей нежности или похоти не оставил в семейном гнезде. Для Нади было наиважнейшим из приоритетов сохранять адюльтеры в тайне. Именно это она считала верхом уважения. Рассказать, сознаться и тем самым переложить содеянное со своих плеч на плечи человека, с которым ты поклялся идти по жизни, несмотря на болезни, печали и бедность? Ни за что.

Нина была почти вдвое моложе Нади. Курносая простофиля, в детстве дурнушка, нескладеха, которую Надя жалела. Покупала ей платья в самых фешенебельных бутиках Европы, водила по косметологам и массажистам, лечила ее сколиоз и акне, мечтала, чтобы та стала счастливой. Хотя… Так Надя себя утешала. На самом деле ей было тоскливо и одиноко в большом доме: муж пропадал на работе, приходил глубоко за полночь и уходил, лишь первые всполохи рассвета показывались за сосновым бором. Собственный бизнес уже не требовал от Нади ежечасного участия, и она легко могла себе позволить работать всего два дня в неделю. Детей она не хотела: считала, что склеивать детьми брак – кощунственно, как и лечить ими себя от одиночества, чтобы быть хоть кому-то нужной. Жизнь с сестрой отгоняла от нее тоску, Нина по утрам ездила с Надиным мужем и водителем в Москву на учебу, а днем Надя забирала ее возле железнодорожной станции «Переделкино». Они много гуляли по исполосованным хаотичной застройкой перелескам, сплетничали и по очереди читали книги на английском. Сестра – для практики языка, Надя – от скуки. Как эта жизнь обернулась любовным треугольником, Надя понять не могла. И главное: сколько это продолжается? Сестра жила с ними с четырнадцати лет.

– Дубовый стол не колоти стулом! – неожиданно для себя выкрикнула Надя и стремглав пронеслась по лестнице на второй этаж.

Стыдно признаться, но увиденное не нанесло Наде сильной раны. Противно, что в доме, неприятно, что на ее глазах, погано, что с сестрой. Лучше бы она не видела этого, не знала. Надя прекрасно для себя уяснила, что сама по себе измена не несет никакого вреда, и женщины боятся вовсе не неверности супруга, а факта обнародования этой измены. Когда уже поздно делать вид, что ничего не произошло, и надо принимать какие-то решения. Брать на себя ответственность.

Муж Нади наспех прикрылся фарфоровым блюдом как фиговым листом и бросился догонять ее. Надя не успела вбежать в комнату и повернуть ключ в замочной скважине, он поймал ее в коридоре.

– Прости меня! – Муж схватил Надю и начал целовать ее руку. Двухдневная щетина оставляла розоватые пятна на нежной коже рыжеволосой и нервничающей Нади. Несмотря на шок и испуг, эрекция у него не пропала, когда он выпустил блюдо из рук на эмоциях.

– Наверное, я виновата, не предупредила, что сегодня вернусь, а не завтра с утра. Прости, что я появилась в собственном доме без предупреждения. Прости, что я перевезла свою сестру, как последняя эгоистка. Прости, что создала для тебя условия непримиримого соблазна. Ты прости меня!