Кролики и удавы - Фазиль Искандер

– Я знаю другое место…

И я гребу к другому месту. А если и там не ловится рыба, он говорит:

– Я знаю совсем другое место…

И я гребу к совсем другому месту. Но если уж рыба не ловится и там, он ложится на корму и говорит:

– Греби к берегу, рыба ушла на глубину…

И я гребу к берегу, потому что в море слово Платона Самсоновича закон.

Но так бывает редко. И на этот раз у нас был хороший улов, особенно у Платона Самсоновича, потому что он первый рыбак и сразу забрасывает в море по десять шнуров, привязывая их к гибким прутьям. Прутья торчат над бортом лодки, и он по ним следит за клевом, ухитряясь не перепутать шнуры. И когда он их пробует, слегка приподымая и прислушиваясь к тому, что происходит на глубине, кажется, что он управляет сказочным пультом или дирижирует подводным царством.

Когда мы загнали лодку в речку, привязали ее к причалу и вышли на берег, я еще раз с завистью оглядел его улов. Кроме обычной рыбы, в его сачке трепыхался черноморский красавец – морской петух, которого я так и не поймал ни разу.

– Мало того что вы мастер, вам еще везет, – сказал я.

– Между прочим, через рыбалку я сделал в горах интересное открытие, – ответил он, немного помолчав.

Мы шли по берегу моря вдоль парапета. Он со своим тяжелым сачком, набитым мокрой рыбой, и я со своим скромным уловом в сетке.

– Какое открытие? – спросил я без особого интереса.

– Понимаешь, искал форельные места в верховьях Кодора и набрел на удивительную пещеру…

Что-то в его голосе заставило меня насторожиться. Я незаметно взглянул в его глаза и увидел в них знакомый неприятный блеск.

– Таких пещер в горах тысячи, – жестко прервал я его.

– Ничего подобного, – быстро и горячо ответил он, при этом глаза его так и полыхнули сухим неприятным блеском, – в этой пещере оригинальная расцветка сталактитов и сталагмитов… Я привез целый чемодан образцов…

– Ну и что? – спросил я, на всякий случай отчуждаясь.

– Надо заинтересовать вышестоящих товарищей… Это не пещера, а подземный дворец, сказка Шехерезады…

Я посмотрел на его посвежевшее лицо и понял, что теперь накопленные им в горах силы уйдут на эту пещеру.

– Таких пещер у нас в горах тысячи, – тупо повторил я.

– Если туда провести канатную дорогу, туристы могли бы прямо с теплохода перелетать в подземный дворец, по дороге любуясь дельтой Кодера и окрестными горами…

– Туда километров сто будет, – сказал я, – кто же вам даст такие деньги?

– Окупится! Тут же окупится! – радостно перебил он меня и, бросив сачок на парапет, продолжал: – Туристы будут тысячами валить со всего мира. Прямо с корабля в пещеру…

– Не говоря уже о том, что один пастух справится с двумя тысячами козлотуров, – попытался я сострить.

– При чем тут козлотуры? – удивился Платон Самсонович. – Сейчас туризм поощряется. А ты знаешь, что Италия живет за счет туристов?

– Ну ладно, – сказал я, – я пошел пить кофе, а вы как хотите.

– Постой, – окликнул он меня, как только я стал отходить. Я почувствовал, что он вовлекает меня, и решил не поддаваться.

– Понимаешь, я чемодан с образцами оставил в камере хранения, – сказал он застенчиво.

– Не понимаю, – ответил я безразличным голосом.

– Ну, сам знаешь, жена сейчас, если увидит эти сталактиты и сталагмиты, начнет пилить…

– Что я должен сделать? – спросил я, начиная догадываться об истинном смысле его приглашения на рыбалку.

– Мы пойдем с тобой и получим чемодан. Я у тебя его оставлю на время…

Сейчас после моря и рыбалки тащиться через весь город на вокзал…

– Хорошо, – сказал я, – только завтра. Надеюсь, до завтра ваши сталактиты не испортятся?

– Что ты! – воскликнул он. – Они держатся тысячелетия, а эти редкой оригинальной окраски. Ты завтра сам увидишь.

– Ну ладно, до завтра, – сказал я.

– До свидания, – пробормотал он задумчиво и небрежно приподнял свой сачок, полный прекрасной морской рыбы.

Только я сделал несколько шагов, как он снова окликнул меня. Я оглянулся.

– Про пещеру пока молчи, – сказал он и приложил палец к губам.

– Хорошо, – ответил я и быстро пошел в сторону кофейни.

Был чудесный тихий вечер, какие бывают в наших краях в начале осени. Солнце медленно погружалось в воду, и бухта со стороны заката золотилась и пламенела, постепенно угасая к востоку, где она становилась сначала сиреневой, потом пепельной, а дальше вода и берег уже окунались в сизую дымку.

Я думал о Платоне Самсоновиче. Я думал о том, что наше время создало странный тип новатора, или изобретателя, или предпринимателя, как там его ни называй, все равно, который может много раз прогорать, но не может до конца разориться, ибо финансируется государством. Поэтому энтузиазм его практически неисчерпаем.

Кофейня была заполнена обычными посетителями – старожилами, которые пили кофе бережными глотками, тихо смакуя свои воспоминания. В углу за сдвинутыми столами юнцы скучно шумели порожняком своей молодости.

Я присел за столик и повесил сетку на спинку стула.

– Сладкий или средний? – спросил кофевар, наклоняя свою выжженную солнцем и кофе голову восточного миротворца. Он некоторое время с удовольствием рассматривал мой улов.

– Средний, – сказал я привычно.

После моря и гребли приятно пошатывало, и я думал о том, что сейчас в мире нет ничего прекрасней чашечки горячего турецкого кофе с коричневой пенкой на поверхности.

На этом мне хочется закончить правдивую историю козлотура, и я намеренно ничего не говорю о девушке, с которой познакомился на причале, проявив при этом немало ловкости и самообладания. Во-первых, потому что у нее окончились летние каникулы и она уехала учиться, а во-вторых, это совсем другая история, которая к козлотурам, как я надеюсь, не имеет ни малейшего отношения.

Быстро наступила южная ночь. Я смотрел на небо, пытаясь угадать то созвездие, которое когда-то напомнило мне голову козлотура, но, как я с тех пор ни смотрел, никак не мог уловить ничего подобного. Созвездия Козлотура не было видно, хотя на небе было много других созвездий.