Возвращение - Бернхард Шлинк

Как бы то ни было, до границы мы добрались с опозданием, другой грузовик уже уехал, и мне пришлось несколько часов в предрассветных сумерках просидеть на площади городка, названия которого я не запомнил. На площадь выходила церковь, там стояли два-три новых дома и несколько зданий с сорванными крышами и пустыми глазницами окон. С первыми лучами солнца на площади появились люди и развернули на ней рынок; они привезли с собой мешки, ящики и корзины на больших двухколесных тележках с плоской грузовой площадкой, в которые грузчики впрягались, накинув себе через плечо лямку. Меня всю ночь мучил страх: я боялся капитана и рулевого, управлявшего грузовиком, боялся нападения пиратов и несчастного случая, боялся, что захочу в уборную. Когда появились люди, я испугался, что кто-нибудь меня заметит и станет мной командовать, одновременно я боялся, что меня никто не заметит и никто обо мне не позаботится.

Когда солнце поднялось выше, я очутился на самом солнцепеке, но не решался отойти от скамейки, пока наконец рядом со мной у тротуара не затормозила легковая машина с откинутым верхом. Шофер остался в машине, его попутчица вышла, взяла мой чемодан и положила в багажник, а меня усадила на заднем сиденье. То ли из-за того, что машина была огромная, то ли из-за яркой одежды водителя и его спутницы, то ли из-за независимой манеры их поведения и легкости жестов, то ли из-за того, что, когда мы пересекли границу со Швейцарией, они купили мне мороженое, первое мороженое в моей жизни, но с тех самых пор я всякий раз вспоминал этих двоих, когда слышал о богатых людях или читал о них. Кто они были? Такие же контрабандисты или укрыватели краденого, как шофер-дальнобойщик? Одним словом, и с ними мне тоже было страшновато, хотя эти двое, сами еще молодые, обращались со мной ласково, словно с младшим братишкой, и доставили меня к бабушке и дедушке как раз к обеду.

3

Дедушкин дом был построен архитектором, который изрядно постранствовал по белому свету. Далеко выступающая вперед крыша на искусно обтесанных деревянных подкосах, мощный эркер второго этажа, украшенный водостоками балкон на третьем этаже и окна с полукруглыми кирпичными арками делали его похожим на колониальную усадьбу, испанский замок и романский монастырь одновременно. Причем одно с другим хорошо сочеталось.

Кроме того, все это скреплялось воедино еще и садом: слева росли две высокие ели, справа – огромная яблоня, впереди – старая и плотная живая изгородь, по правой стене дома вился дикий виноград. Сад был большой; улицу от дома отделяла лужайка, с правой стороны были разбиты овощные грядки с помидорами и фасолью, тянулись кусты малины, смородины и ежевики, там же находилась компостная куча, по левую сторону шла широкая, посыпанная гравием дорожка, которая сворачивала за дом, где находилась входная дверь, обрамленная двумя кустами гортензии. Когда мы с дедом по скрипучему гравию подходили к дому, бабушка, издалека заслышав наши шаги, распахивала дверь, прежде чем мы оказывались на крыльце.

Скрип гравия, жужжание пчел, стук мотыги или металлических граблей на огороде, запавшие мне в память с тех пор, как я проводил лето у бабушки с дедушкой, стали для меня звуками лета. Пахнет же лето горьковатым запахом нагретого солнцем самшита и гниловатыми испарениями компостной кучи. А летняя тишина – это тишина послеобеденной поры, когда не слышно ни детских голосов, ни собачьего лая, ни дуновения ветра. На улице, где стоял наш с мамой дом, всегда было оживленное движение; когда мимо проезжал трамвай или грузовик, у нас звенели оконные стекла, а когда строительные машины сносили разбомбленные соседние дома или работали на новостройке, в комнате дрожали полы. У дедушки и бабушки никакого транспорта не было и в помине, ни перед домом, ни в деревне. А если мимо проезжала запряженная лошадью телега, дед посылал меня за совком и ведром, и мы с ним неторопливо шествовали за подводой, собирая лошадиные яблоки для компостной кучи.

В этом городке имелся железнодорожный вокзал, пристань, несколько магазинов и две или три гостиницы, причем в ресторане одной из них алкоголя не подавали, и бабушка с дедушкой иногда водили меня туда по воскресеньям обедать. Дед ходил за покупками через день, следуя маршрутом от молочной лавки к сырной, потом к булочной и кооперативному продуктовому магазину, заворачивая иногда в аптеку или к сапожнику. Дедушка ходил в светлой полотняной куртке и светлой полотняной кепке, в кармане куртки лежала книжечка, которую бабушка сшила ему из обрезков бумаги, в книжечку он записывал, что надо купить, в правой руке у него была палка, а левой он держал за руку меня. Я нес старую кожаную сумку, а поскольку мы ходили за покупками через день, она никогда не заполнялась доверху, и нести ее было не тяжело.

Быть может, дедушка ходил за покупками через день, чтобы доставить мне удовольствие? Я любил эти походы: любил запах аппенцеллерского и грейерцерского сыров в молочной и сырной лавках, запах свежего хлеба в булочной, мне нравилось изобилие товаров в продуктовом магазине. Он был намного красивее той лавчонки, в которую мама всегда посылала меня, потому что там нам отпускали товар в долг.

Совершив покупки, мы шли к озеру, кормили лебедей и уток остатками черствого хлеба и смотрели на проплывавшие по озеру, отходившие от пристани и причаливавшие пароходы. И здесь царил полный покой. Волны плескались о прибрежную стену, и этот чмокающий звук лета тоже запечатлелся в моей памяти.

А еще были звуки вечера и наступавшей ночи. Мне разрешали оставаться со взрослыми, пока не пропоет дрозд. Лежа в постели, я не слышал ни звука моторов, ни голосов; я слышал, как часы на церковной башне отбивали время, слышал, как каждые полчаса по железной дороге между домом и озером проезжал поезд. Сначала вокзал, находившийся в верховье озера, звоном колокола сообщал вокзалу, находившемуся в низовье, что в его сторону направляется поезд, через несколько минут поезд проезжал мимо нас, и проходило еще несколько минут, прежде чем нижний вокзал сообщал верхнему, что поезд прибыл. Нижний вокзал находился от нас дальше, чем верхний; звук его колокола был еле слышен. Через полчаса проходил поезд, направлявшийся к верховью озера, и те же звуки повторялись в обратной последовательности. Сразу после полуночи проходил последний поезд. И потом до моего слуха доносился только шум ветра в деревьях и шуршащего по гравию дождя. А так царила полная тишина.