Дальний Восток: иероглиф пространства - Василий Авченко

Критикуя англичан, Гончаров разделял представления своего времени и окружения: Европа – этот передовой отряд человечества, над которым играет «солнце судьбы», – должна всюду экспортировать свой порядок и нести бремя белого человека, не беря в расчёт мнение отсталых народов. О многополярном мире, суверенитете, альтернативе не говорили. Пока европеец не ступил на новую землю, она считалась не существовавшей вовсе. На колонизированных Испанией Филиппинах Гончаров записал: «Филиппинский архипелаг… ещё не имеет права на генеалогическое дерево. Говорить… о нём значит говорить об истории испанского могущества». Позже он скажет о Корее: «Здесь разыгрывались свои “Илиады”, были Аяксы, Гекторы, Ахиллесы… Только имена здешних Агамемнонов и Гекторов никак не пришлись бы в наши стихи, а впрочем, попробуйте: Вэй-мань, Цицзы, Вэй-ю-цюй». До азиатских «Илиад» европейцам дела не было, да есть ли теперь?

Если Китай изобрёл порох, то в военных целях его начал применять именно Запад. Но об исторической вине Европы перед Азией говорить не принято в силу застарелого евроцентризма и того, что в политике доныне действует право сильного, невзирая на все декорации.

Особое место в ряду первопроходцев занимает Геннадий Невельской. Он был не просто офицером и исследователем. Де-факто он стал политиком, далеко выйдя за пределы своих полномочий. Берега и бухты описали бы другие, но без Невельского Россия рисковала не прирасти Приамурьем. Сегодня больше половины дальневосточников живут именно в Приамурье, Приморье, на Сахалине.

В конце XVIII века Лаперуз и Броутон сочли, что Сахалин – полуостров, а вход в устье Амура с моря для крупных судов невозможен. В 1805 году к тем же ошибочным выводам пришла экспедиция Крузенштерна (последний заключил: «Между Сахалином и Татариею вовсе не существует пролива»). В 1846 году поручик Гаврилов подтвердил мнение о недоступности устья Амура и полуостровной сути Сахалина.

Невельской: «Если бы упомянутые заключения знаменитых мореплавателей были безошибочными, то благоразумие и выгода наши требовали бы оставить этот край без внимания». Амур, казалось, выпал за рамки политического интереса России. Невельской: «Мы его (Приамурский край. – В. А. ) не трогали, боясь этим раздражить китайское правительство, а оно, в свою очередь, не обращало внимания на этот край, опасаясь нас раздражить». Министр иностранных дел Нессельроде в 1848 году решил провести границу с Китаем по южному склону Станового хребта, отдав весь Амурский бассейн как бесполезный для России «по недоступности для мореходных судов устья реки Амура и по неимению на его прибрежье гавани». Главными тихоокеанскими портами оставались Аян, основанный в 1843 году и оказавшийся более удобным по сравнению с Охотском, и Петропавловск.

Едва не свершилось великое географическое закрытие. Тут-то в игру и вступил никому не известный, недоверчивый, амбициозный капитан-лейтенант Невельской (к вопросу о роли личности в истории). «На моей совести лежало навести… Правительство… на важное значение Приамурского края для России… Надобно было действовать решительно, то есть несогласно с инструкциями», – писал он позже. Невельской решил – не слишком ли самонадеянно, по рангу ли? – что ни мелководность амурского устья, ни наличие перешейка между Сахалином и материком неочевидны. Требовалась новая экспедиция, но теперь, понимал он, «не только нельзя было ожидать на это согласия, но, напротив, тех, которые осмелились бы сделать подобное представление, ожидало бы явное или тайное преследование… Тут нужны были люди, которые решились бы действовать в сложившихся обстоятельствах вне повелений».

Невельской добивается назначения на Дальний Восток. Ему поручают на транспорте «Байкал» доставить военный груз на Камчатку. Невельской просит у главы морского ведомства князя Меншикова разрешения заодно исследовать Амурский лиман, но тот позволил осмотреть лишь юго-западный берег Охотского моря. Упрямый офицер обращается к генерал-губернатору Муравьёву и в итоге получает добро на исследование Амурского лимана и устья Амура – тихой сапой: «Как на транспорте, так и на гребных судах не должно быть поднимаемо ни военного, ни коммерческого русского флага». Всё это походило на какой-то заговор. Невельской даже собрал в каюте офицеров и сказал: «Господа, на нашу долю выпала столь важная миссия… Всё, что я вам объявляю, должно оставаться между нами и не должно быть оглашаемо».

В 1849 году Невельской установил судоходность амурского устья и Татарского пролива (не залива, как считалось раньше), а также тот факт, что Сахалин – остров. Выяснил он и другое: китайской армии на Амуре нет, вопреки данным Петербурга о китайской флотилии, крепости и гарнизоне в четыре тысячи человек. В Приамурье вообще нет китайцев; лишь несколько нивхских («гиляцких») поселений. «Китайского правительственного влияния в нём (Приамурском крае. – В. А. ) не существует и Китай как бы не признаёт его своей принадлежностью и оставляет свободным», – констатировал Невельской. Если пустующее побережье от Амура до Кореи не возьмёт под контроль Россия, его займут англичане, французы или американцы, корабли которых, как теперь ясно, могут войти в Амур. Уже с 1820-х эти места посещались американскими китобоями. Они нападали на поселения, грабили жителей… «Приамурский край… легко может сделаться добычей первого смелого пришельца», – заключил Невельской.

История с географией подталкивали к парадоксальному решению: занять Амур для защиты от Запада. «Правительство должно сосредоточить своё внимание и средства, чтобы… утвердиться на нижнем Амуре. Отсюда следует… заселять пути, ведущие к устью Амура, для того, чтобы, с одной стороны, обеспечить сообщение Амурского бассейна с Забайкальем, а с другой, иметь возможность довольствовать местным продовольствием размещённые там наши военные силы», – писал Невельской. Нессельроде счёл поступок офицера «дерзким». Однако за Невельского вступился Николай I, простив ему несанкционированный поход на Амур. Невельского повысили в чине и поручили ему новую экспедицию. Он должен был основать на юго-западном побережье Охотского моря зимовье «для расторжки с гиляками», но «ни под каким видом не касаться лимана и реки Амура».

Невельской основал Петровское зимовье, после чего – снова в нарушение инструкций – на шлюпке отправился по Амуру вверх на сотню километров, взяв с собой гиляка Позвейна и тунгуса Афанасия как переводчиков, шестерых вооружённых матросов и лёгкую пушечку-фальконет. В августе 1850 года он основал Николаевский пост – будущий Николаевск-на-Амуре. Гилякам и приехавшим к ним для торговли маньчжурам Невельской объявил: этот край вместе с Сахалином, до корейской границы, принадлежит России. На возмутившегося было маньчжура Невельской направил двуствольный пистолет. Успокоившись, маньчжур признался, что тоже нарушил инструкцию – Пекин запрещал своим подданным посещать левобережье и низовья Амура, – и рассказал: китайских постов на Амуре нет, местные племена Пекину неподвластны, ясак не платят.

Позже Арсеньев напишет: «Амурский… край китайцы почти совсем не знали, и только появление в этой стране русских заставило их обратить на неё своё внимание. Уссурийский же край находился в стороне, и о нём китайцы знали ещё меньше… пока не появились Невельской и Завойко со своими кораблями». В Приморье китайцы пошли лишь в 1840-х, и то частным порядком. Официальный Пекин вплоть до 1870-х (когда уже стояли Хабаровск и Владивосток) об этом не ведал. «Вопреки весьма распространённому, но ни на чём не основанному мнению, что китайцы будто бы владели Уссурийским краем с незапамятных времён, совершенно ясно можно доказать противное: китайцы в Уссурийском крае появились весьма недавно», – утверждал Арсеньев. Точнее даже, не китайцы, а маньчжуры, в русской обиходной речи «манзы»; Китаем правила маньчжурская династия Цин, «настоящим» китайцам – ханьцам – запрещали селиться севернее Стены.