Девушка без Бонда - Анна Литвинова

Новоявленная Ассоль быстро научилась помогать, как и весь экипаж, капитану: набивать или травить шкоты (то есть натягивать с помощью ручной лебедки или ослаблять веревки, управляющие парусами). Порой Жиль доверял ей штурвал – и хвалил, что у нее неплохо получается рулить. А когда ветер стихал и они спускали паруса и включали двигатель, на борту тоже было восхитительно: шкипер врубал автопилот, кораблик плыл сам собой, и можно было загорать на палубе или, обвязавшись веревкой, плыть в восхитительно теплом море за кормой…

И еще Ассоль нравилось швартоваться в какой-нибудь тихой гавани. Она никогда раньше не представляла, что парковка на яхте требует стольких слаженных усилий всего экипажа. Ей обычно доверяли опускать якорь – оказывается, объяснил ей Жиль, плавсредство на месте удерживает не сам якорь, а вся тяжесть улегшейся на дно цепи. Поэтому отдавать (и выбирать) якорь следовало, строго подчиняясь командам капитана – чтобы цепь, не дай бог, не перепуталась с цепями других яхт. Двое остальных матросов – Мадлен и Жан-Пьер – в то же самое время с кормы отдавали на причал концы – швартовые веревки – и попутно с помощью кранцев – больших резиновых шаров – страховали корпус лодки от столкновения с запаркованными рядом суднами.

По прибытии в новый порт или марину (так называли стоянки для яхт) экипаж с облегчением скидывал с себя теплые и просоленные куртки и, по традиции, выпивал на палубе по банке пива. Потом спускали трап, и Жиль объявлял: «А сейчас увольнение на берег и время для разграбления города – до девяти утра».

Однако на деле французы – как и прочие яхтсмены – оказались людьми мирными. Городов в буквальном или даже переносном смысле никто не грабил. Просиживали часами в тавернах, покупали сувениры, осматривали достопримечательности (если таковые на очередном острове были). Заправляли танки (то есть баки) своей посудины пресной водой, подзаряжали береговым электричеством аккумуляторы.

Девушка – русская? Ассоль? – была как все. В компании французов ела жареные кальмары и фету в тавернах. Ездила на такси обозревать местные красоты – а посмотреть чаще всего находилось что. На одном острове был необыкновенный пляж с черным песком, на другом – причудливые скалы, сплошь из пемзы, на третьем – могила Гомера. И Ассоль наслаждалась путешествием: глазела на достопримечательности, попивала в компании спутников узу и домашнее винцо, восхищенно наблюдала за нереально красивыми морскими рассветами и закатами…

Но одновременно, исподволь, она ждала. Ждала – что вдруг она прозреет. К ней вернется неведомо почему исчезнувшая память. Ждала – что они прибудут на тот остров – явно здесь, в Греции, – где живет человек, по-прежнему снившийся ей каждую ночь. Мужчина, который, как ей казалось, владеет ключом от ее тайн…

Удивительно, но ни один из парней – ни Жан-Пьер, ни Жиль – не пытался ухаживать за ней. А ведь у молодых людей с Мадлен (француженка не соврала) и вправду не было интима – на тесной яхте ничего не скроешь. И галлы, все трое, похоже, и впрямь оказались просто друзьями. И еще Ассоль заметила: она нравится Жан-Пьеру, но… тот не делал ни единого шага ей навстречу. Не предпринимал ни малейшей попытки сблизиться. Почему – девушка не понимала.

Однажды она подслушала разговор между парнями. Беседа шла на французском, оба они считали, что этим языком русская не владеет. Она и в самом деле знала наречие галлов плоховато, но кое-что, с пятое на десятое, все же понимала. И то, что спросил Жиль у Жан-Пьера, она разобрала:

– Почему ты наконец не начнешь ухлестывать за русской?

А тот ответил примерно так:

– Я не привык смешивать любовь и работу.

Странно: значит, она была для Жан-Пьера – работой? Какой еще работой? Почему? А может, она просто неправильно истолковала его слова?

Но как-то во время штилевого перехода произошло следующее – и уж тут не могло быть никаких «трудностей перевода», русская видела все собственными глазами. Автопилот вел лодку заданным курсом, они вчетвером мирно загорали на палубе и лишь иногда посматривали на горизонт: не идет ли какой теплоход встречным курсом. И вдруг откуда-то снизу, из кают-компании, загудел сигнал тревоги. Жиль, загоравший на корме, лениво сказал Жан-Пьеру:

– Кажется, что-то с генератором. Проверь, пожалуйста.

Сам он на всякий случай заглушил двигатель. Яхта легла в дрейф.

Жан-Пьер метнулся по трапу вниз. Русская тоже решила спуститься в трюм, в свою каюту. Раз они дрейфуют, самое время взять полотенце и искупаться… Выходя из каютки, краем глаза заметила: француз отвинтил шурупы, которыми крепился палубный настил, и снял верхнюю часть переборки. Внизу обнаружились какие-то электрические механизмы. Парень что-то подкрутил, и сигнал тревоги умолк.

Но заинтересовало и поразило девушку совсем другое: под палубой, в пазухах между кабелями и трубопроводами, лежали три черных предмета, и в них она без труда опознала три короткоствольных автомата!

Она поспешно отвернулась – как бы Жан-Пьер не заметил! – и взбежала по трапу наверх. Сердце ее застучало. Что означает оружие на борту мирной яхты? Три – на каждого члена экипажа (кроме нее, разумеется) – боевых автомата?

* * *

Этот остров… Уже с моря он показался ей знакомым.

Яхта шла вдоль высоченной скалистой гряды. Резвый ветер, здесь особенно злой, наполнял паруса. До берега было мили две. У кромки прибоя, на рифах, вздымались буруны. А по верху гигантского отвесного каменного утеса – не менее четырехсот метров в высоту – белели домики деревушки и вздымался синий купол православной церкви…

У экипажа сложилась традиция: перед заходом на новый остров прочитывать вслух соответствующую главку из лоции [7 - Лоция – руководство для судоплавания, содержащее описание водных бассейнов, характеристику рельефа дна, опасностей на водных путях и пр. Лоции, предназначенные для яхтсменов, зачастую содержат также сведения, характерные для обычных путеводителей. ]. Вот и сейчас Жан-Пьер, развалясь на лавке, с чувством изрек – почти что продекламировал: «Название острова происходит от финикийского слова „скалистый“… Город был построен на горе из-за постоянной угрозы набегов пиратов… Издавна остров являлся местом ссылки… Нынче на нем проживает шестьсот пятьдесят человек…»

– Господи, ну и дыра… – прошептала Мадлен.

– Значит, здесь должна быть аутентичная, не изгаженная туристами кухня, – проговорил вечный оптимист Жиль, стоявший у штурвала.

Они обогнули остров. За двумя торчащими из воды скалами угадывалась небольшая бухта.