Эксклюзивный грех - Анна Литвинова

– Вы меня простите, – торопливо проговорил Дима, – я спрашиваю потому, что когда-то, еще мальчишкой, хорошо знал Аркадия Михайловича – а вот теперь редакция поручила мне сделать очерк о враче, и я подумал: а почему бы не о нем… – «Ох, ну и вранье же! Впрочем, мне не привыкать».

– Аркадий Михайлович не был врачом, – прервала его женщина. – Он был главным врачом. К тому ж он уже три года как на пенсии. Был на пенсии, – поправилась телефонная собеседница.

– Мои соболезнования… – еще раз расшаркнулся Дима. – А отчего же Аркадий Михайлович умер?

Полуянов внутренне напрягся. «Сейчас мне скажут, что его сбила машина. Или – что его порезали ножами в подъезде».

– Инсульт, – коротко проговорила женщина.

– Как! – воскликнул Дима. – Он же еще такой молодой! То есть я хочу сказать: относительно молодой… Он что, сильно болел?

– Нет, молодой человек, все случилось, как говорится, в одночасье.

– Какая трагедия! Вы, наверное, были рядом с ним?

– Нет, молодой человек. К сожалению, нет.

– О господи! И как же это случилось? Вы меня извините за этот вопрос, но я сам совсем недавно потерял маму…

– Аркадий Михайлович поехал на нашу дачу в Белоостров. Один. – Женщина, кажется, становилась словоохотливей: начала рассказывать безо всякого понуждения со стороны Димы. Рассказывала как по писаному – видно, не раз уже повествовала о случившемся. – Он хотел проверить, как работает дренаж… К вечеру папа собирался вернуться. Но вот уже девять – а его нет. И в десять нет. И в одиннадцать… Ну, тогда мы с мужем садимся в машину и едем туда, чтоб успеть обернуться, пока мосты не развели; мы-то сами в Купчине живем… Приезжаем. А папа лежит в избе на полу. И – все. И не дышит. Я хотела «Скорую» вызвать, а муж мой, он у меня хирург, говорит: бесполезно, папе уже ничем не поможешь…

– Диагноз – инсульт? – уточнил Дима.

– Да. Умер мгновенно. Не мучился.

– А вы, простите, его дочь?

– Нет. Я – невестка. Жена сына.

Странная идея пришла в голову Диме, и он спросил:

– А вы не знаете, не приезжал ли Аркадий Михайлович в последнее время в Москву?

– Нет, – категорично ответила дама. – С тех пор как началась эта ваша демосратия-пердостройка, он никуда из Ленинграда не выезжал.

– Еще один вопрос. – Привычная стихия интервью завладела Димой. – На каком кладбище Аркадия Михайловича похоронили?

– На Северном. А зачем вы спрашиваете?

«Не отвечать же ей: потому что я хотел бы, быть может, добиться эксгумации трупа. И провести экспертизу».

И Дима сказал:

– Я собираюсь в Петроград. Хотел бы навестить его могилку. Аркадий Михайлович когда-то много сделал для моей мамы… Вас, если что, я смогу найти в Питере по этому же телефону?

– Да. Мы с мужем живем здесь.

– А зовут вас?

– Элла Максимовна.

И, упреждая всяческие вопросы, Дима протараторил скороговоркой:

– Еще раз вам спасибо, Элла Максимовна, и примите мои соболезнования – вам и вашему мужу.

Дима шваркнул трубкой о «базу».

Ну ни фига себе! Три смерти за шесть дней. Сначала мама. Затем, значит, спустя два дня, – скоропостижно скончался петербургский бывший главврач Аркадий Михайлович. Потом, еще через два дня, тетя Рая. И все трое имеют отношение к медицине. Точнее, все трое – в прошлом имели отношение к медицине. И все трое когда-то работали вместе.

Не может быть, чтобы это оказалось простым совпадением.

* * *

Дима.

На следующий день

Квартира еще хранила мамин запах.

Дима не собирался возвращаться сюда. Месяц, или два, или три. До тех пор, пока не уляжется первая, самая острая, боль утраты. Но вот пришлось…

Женщины, командовавшие поминками (в том числе тетя Рая), тщательно прибрали в мамином доме. Молодцы они. Поминальный стол сложен. Скатерть постирана и развешана. Посуда перемыта… Вот только стоит она не на привычных – не на маминых! – местах.

Надо сделать паузу. Попить чаю, покурить. Мама всегда запрещала ему курить в своей квартире. Теперь некому запрещать. Дима заварил себе чаю в любимой кружке, вынул пепельницу, ранее стоявшую в серванте и вынимавшуюся лишь для самых почетных гостей, и откинулся на кухонном диванчике…

…Сегодня с утра Дима провернул два важных дела.

Сперва отправился в редакцию и попросил у главного командировку в Петербург. Легкая тень неудовольствия пробежала по челу редактора. «Петербург – красивый город», – проговорил он.

– Париж – еще красивей, – дерзко ответил Полуянов. – Но туда я не прошусь.

– Тема?

– Расследование трех загадочных убийств.

– А поточнее?

Дима коротко изложил свои подозрения: мама, тетя Рая, главврач… Главный задумался. Потом сказал:

– Я понимаю твои чувства, но… – Скептически скривил рот. Еще подумал и добавил: – Ладно, впрочем, поезжай. Развеешься. Только… Ты поработай там над какой-нибудь резервной темой. – И написал в углу заявления на командировку: «В приказ». – Ты, Полуянов, береги себя, – напутствовал, уже вставши из-за стола, главный. – Не нарывайся там. Кстати! – вроде бы только вспомнил он. – Я еще не читал твой материал по Амстердаму.

– Он в отделе, – не моргнув глазом соврал Дима. «Сегодня же напишу и переправлю в контору электронной почтой».

– Учти: из фирмы, что за твою поездку платила, мне уже три раза звонили. Смотри, не пролететь бы нам, как фанера над Парижем. Со всеми отсюда вытекающими последствиями.

Дима кротко выслушал глухую, неопределенную угрозу главного, буркнул: «Учту» – и выкатился из кабинета колбаской. Помчался, пока не припахали к редакционным делам, в бухгалтерию – получать командировочные.

…Другая встреча состоялась у него двумя часами позже. Журналист упросил капитана милиции, опера Савельева, о рандеву. Причем где-нибудь вне стен окружного управления. «Мужик он, кажется, дельный, – размыслил Полуянов. – Сволочь, конечно, как все менты, – но, с другой стороны, вроде парень неплохой».

С Савельевым Дима встретился у выхода из метро «Водный стадион». Предложил посидеть в своей машине – опер отказался. («Что он, думает: я ему взятку стану совать? Нет у меня денег на взятки». )