Эксклюзивный грех - Анна Литвинова

Все четыре открытки от Аркадия Михайловича были выдержаны в духе слегка индифферентного поздравления от бывшего коллеги по работе. Однако почудилось в них Диме нечто большее. Некая сдержанная, затаенная и неудовлетворенная страсть. К примеру, следующий пассаж (из последней открытки, когда мамин «муж номер два» уже исчез далеко и надолго): «Мне часто снится Ваше лицо со светлой прядкой, склоненное над писаниной…» Интересно, что мама отвечала Аркадию Михайловичу на подобного рода признания? Наверное, хранила гордое молчание – раз переписка оборвалась… А может, она вовсе не оборвалась, а, напротив, стала более страстной? И вследствие этого оказалась уничтоженной? Что гадать! .. Пожалуй, об этом ему уже не суждено узнать…

Еще в стопке отобранных Димой документов имелись три фотографии. Одна из них запечатлела, очевидно, эпизод внутриполиклинического междусобойчика. О сем свидетельствовала казенная меблировка; столы, покрытые не скатертями, но белой бумагой; разнокалиберные рюмки. По бумажной гирлянде, протянувшейся вдоль стены на заднем плане, можно было предположить, что праздновали Новый год. Костюмы людей, изображенных на фото (длинные воротнички кофточек, широкие лацканы пиджаков, рубашки с планками), и их прически («видал-сэссун») свидетельствовали, что действо происходило в поздние семидесятые. На черно-белой картинке были изображены трое: в первой даме Дима безошибочно распознал маму – лет на двадцать моложе. Второй была тетя Рая. Естественно, тоже моложе на два десятилетия. «Черт возьми, – подумалось Диме, – а обе они хорошенькими были! Жаль, что мы не в одно время родились. Вот бы я за обеими приударил! .. А тетя Рая на Надьку похожа. Точнее, конечно, наоборот: Надька похожа на нее, молодую».

Третьим на давнем снимке – являя, так сказать, идейный центр композиции – был мужчина. Слегка старше (или, во всяком случае, солидней) обеих дам, импозантный, тонкогубый, он сидел между ними с рюмкой в руке и снисходительно щурился в объектив. С одной стороны к мужчине клонилась тетя Рая. Однако мужик, напротив, как бы перенес центр тяжести своего тела – и своего внимания – в противоположную сторону, к маме. А та всей своей позой демонстрировала, что она полностью безразлична к его интересу.

«Недаром в памяти компьютера одна-единственная фотка занимает около сотни килобайт. Как пара добрых статей, – подумалось Диме. – В самом деле, сколько информации передается на невербальном уровне: позами, жестами, выражением глаз… Взять эту композицию: чудится за ней настоящий любовный треугольник. Тетя Рая тянется к Нему, а Он – к маме. По-моему, это очевидно! .. Правда, треугольник сей схвачен с выдержкой одна пятисотая секунды. Поэтому непонятно, как долго длились «треугольные отношения»: может, один тот давний пьяный вечер. А может, неделю. Или год».

Мужчина, изображенный на любительском снимке, повторялся (причем снова рядом с мамой) на другой фотографии, профессиональной. Фото являло собой пожелтевшую вырезку из газеты. Судя по верстке – из тех же семидесятых годов. Снимок был отвратительным, крупнозернистым, выцветшим и, очевидно, постановочным. Он изображал четверых человек в белых халатах, сидевших за полированным столом – и по замыслу фотографа что-то оживленно (а на деле натужно) обсуждавших. Подпись под клише гласила: «Большое внимание уделяет советская медицина здоровью подрастающего поколения. Работники поликлиники Ленинградского технического университета обсуждают лечебные мероприятия. НА СНИМКЕ (слева направо): врач Е. С. ПОЛУЯНОВА; и. о. главного врача А. М. СТАВИНКОВ; председатель профкома медицинская сестра Р. А. МИТРОФАНОВА; секретарь партбюро К. К. ПРОКОПЕНКО«.

А. М. Ставинков, и. о. главврача, был тем самым мужиком, к кому клонилась на предыдущем снимке тетя Рая (и от кого словно бы отклонялась мама). На обороте газетной вырезки (видать, фото удостоилось «шпигеля» [6 - Правая верхняя часть первой газетной страницы. ]) сохранились полстолбца статьи на международную тему (в ней мелькало слово «разрядка») и, самое главное, выходные данные газеты: «Вечерний Ленинград, 2 стр. , 19 июня 1975 г. ». Значит, и в семьдесят пятом мама, тетя Рая и Ставинков работали вместе.

Дима нашел и еще одну карточку. Судя по одеждам, прическам и возрасту изображенных на ней людей, снята она была еще раньше: в конце, а то и в середине шестидесятых. На ней, на фоне Невы и Петропавловки, запечатлена была парочка: Аркадий Михайлович Ставинков – и мама. Совсем юные. Целомудренно стоят в определенном отдалении друг от друга. Улыбаются. Ветер дует с Невы, пытается растрепать мамину прическу а-ля Брижит Бардо…

Дима отправился на кухню. Разложил перед собой находки: грамоту, две любительские фотокарточки и вырезку из «Вечернего Ленинграда».

«Итак, что мы имеем? » По давней привычке, вколоченной в него еще на журфаке, Дима не доверял своей памяти. Старался все факты, имеющие отношение к делу, переносить на бумагу.

Он написал вверху блокнотного листа: мама. Подчеркнул тремя чертами. А ниже – все о ней. Ее биография. То, что он помнил сам и о чем узнал сегодня.

Родилась в эвакуации в 1942 году.

В 1959 году поступила в медучилище в Питере.

В 1962 году как отличница была принята без экзаменов в мединститут.

В 1969-м закончила его. Пошла работать. Возможно, в ту самую студенческую поликлинику.

В 1972-м вышла замуж. Я родился в семьдесят третьем. В семьдесят пятом она выгнала отца.

В семидесятые годы мама работает в поликлинике технического университета. Во всяком случае, две даты установлены точно: 19 июня 1975-го (фото в газете) и 5 ноября 1977-го (грамота). В то же самое время здесь вместе с нею трудятся Ставинков и тетя Рая. Возможно, между Ставинковым и мамой имеются более теплые отношения, нежели простые служебные. А между Ставинковым и тетей Раей? ..

В 1985 году мама второй раз выходит замуж, и мы переезжаем к отчиму в Москву. Мама работает в столичной больнице номер 57, затем в поликлинике номер 80. По-прежнему поддерживает связь с т. Раей: по телефону и посредством писем.

«Где они, кстати, – письма тети Раи? »

В 1987-м мама расстается со своим вторым мужем.

В 1988 году (кажется) в Москву перебирается из Питера и тетя Рая. Ее мать – бабушка Надьки – живет в столице, одинока, отвратительно себя чувствует, и потому т. Рая всеми правдами-неправдами добивается московской прописки. Мать берет т. Раю работать в свою поликлинику – к себе медсестрой. Подруги опять воссоединяются.

Мама дослуживается до заместителя главврача поликлиники и с этой должности уходит на пенсию в 1997 году. Тетя Рая, так и оставшаяся простой медсестрой, отправляется на пенсию в 1998 году.