Предпоследний герой - Анна Литвинова

Она ответила мгновенно: в дедовой тетрадке как раз нашлась подходящая цитата:

– «Официальная онкология декларирует тезис: есть три кита борьбы с раком – хирургия, химиотерапия и лучевая терапия. И не надо больше ничего придумывать. Однако позволим себе оспорить данное утверждение…»

Она победоносно взглянула на мужа.

Сеня вздохнул:

– Дед имеет в виду начальные стадии рака. Первую, максимум вторую. А у Ирины твоей Егоровны – наверно, четвертая. Метастазы… Такую опухоль вылечить невозможно.

Настя не сдавалась. Она снова ответила цитатой из дедовой тетрадки:

– «Препарат содержит антиангиогенезный фактор, прекращающий прорастание кровеносных сосудов в опухоль, чем обеспечивает ее атрофию…»

Сеня повысил голос – чуть не впервые за то время, что они жили вместе: – Настя, от рака нет панацеи. Нет, понимаешь, нет! !!

Она вздрогнула от его резкого тона. На языке завертелось гневное: «Хватит орать! »

Но Настя не закричала. Она тихо сказала:

– Я и не ищу панацеи… И мама ее не ждет. Я просто хочу дать ей надежду. Всего лишь надежду, понимаешь?

* * *

Как ни старалась Настя, как ни обхаживала Сеньку – помогать он ей так и не стал.

Она поначалу пыталась хитрить. Демонстративно вздыхала над тетрадкой – притворялась, что ничегошеньки не понимает… Выложила на видное место стопки медицинских справочников и сидела над ними с пренесчастным видом. Даже на тяжелую артиллерию перешла – перестала готовить ужины. Демонстративно. Вроде как – у нее есть занятие поважнее.

Но Сеня проигнорировал и ее намеки, и тяжелую артиллерию. И на отсутствие ужинов не ругался – просто жарил, к восторгу Николеньки, полную сковороду картошки. Кормил малыша поджарками, да еще и соленые огурцы есть разрешал. Тоже мне, детский диетолог.

И Настя смирилась: «Ну и ладно. Хорошо, что хоть не мешает».

Она поневоле вспоминала своего первого мужа, Эжена. С тем в такой ситуации было бы куда сложнее. Если ему оказывалось не по душе что-нибудь, что делала Настя, он просто запрещал ей, и все. Вышвыривал, например, в окно сиреневые тени (говорил безапелляционное: «Они тебе не идут! »). Или постановлял по поводу ее новой подруги: «Эту пройдоху чтоб я больше в моем доме не видел! »

А Сенька хоть и страдает, но ей не препятствует, дедову тетрадку не отбирает.

Однако раз тетрадку не выкидывает – мог бы с ней и поговорить. Дать совет. Помочь. Хотя бы – посочувствовать.

Но нет, негодяй, молчит – хотя Настя и намекала как могла. Рассказывала, к примеру, что в Америке супруги любую мелкую проблему обязательно обсуждают. Или Николеньку в пример приводила – даже малыш всегда, если на маму сердится, пытается объяснить, за что.

Но дипломатия Сеньке – как об стенку горох. Молчит, словно шомпол проглотил. Все вечера – за машинкой или у телевизора. Даже с Николенькой играть перестал – сидит весь из себя такой задумчивый…

Пришлось спрашивать толстокожего напрямую:

– Из-за чего ты злишься? Из-за того, что я матери пытаюсь помочь?

Сенька только плечом дернул.

– Или ты не веришь, что дедово лекарство действительно существует?

Опять молчит.

– Может, думаешь, что я рецепт сама не восстановлю? Потому что не врач?

И снова тишина. Вот и думай, что хочешь. И непонятно, надо ли дальше ломать голову над закорюками Николая Арсеньевича…

Да и нет в них пока никакого чудо-рецепта. Только результаты наблюдений за больными. И выводы – тоже, кстати, не самые обнадеживающие: кто-то с четвертой стадией своими ногами из больницы уходит, а другим – лекарство даже на начальной стадии не помогает.

«Когда уж он наконец про рецепт начнет писать? « – не терпелось Насте. Но искушение просто пролистнуть тетрадку и поискать она подавляла. Решила, что спешка тут ни к чему. Сначала нужно прочесть весь текст целиком. Общее впечатление составить. Решить для себя – не бред ли все это и имеет ли вообще смысл в этом направлении идти. Уж больно оно, это направление, чудное. И непростое.

А так – пока она просто дедовы записи читает, у нее и собственное мнение создается. Хоть она и не доктор – тоже небось способна понять, действительно ли дедово лекарство такая уж панацея. Или эликсир из катрана – всего-навсего семейная легенда…

Рецепт вытяжки из хрящей черноморской акулы Настя обнаружила в самом конце тетрадки. Обрадовалась, внимательно прочитала – и тут же расстроилась. Она, прямо скажем, надеялась на что-то вроде: «взять три грамма акульих хрящей, проварить их в течение часа в литре молока»… А могла бы догадаться и раньше, что легких путей эти врачи не предлагают – обязательно запутают так, что хоть в медицинский поступай…

Во-первых, вначале следовала целая страница требований к качеству дурацких катранов: оказывается, для лекарства годится далеко не любая акула. Возраст должен быть – не старше десяти лет, длина – не более метра, брюхо – обязательно белое, без единого пятнышка, и хвост – строго разнолопастный, без дефектов…

«Гениально! – злилась Настя. – Мало того, что я ума не приложу, как их ловить, этих катранов, – мне еще и селекцию придется проводить. Проверять, разнолопастный у акулы хвост или неразнолопастный…»

Одна радость: лов как раз скоро начнется, апрель, писал дед, – самый лучший для рыбалки месяц. Если бы еще Сенька согласился поехать с ней…

Но и дальше, после селекции, все оказывалось не просто. Дед корябал своим жутким почерком: «Приготовление вытяжки возможно только в условиях современной лаборатории при строгом соблюдении технологической специфики». Ну, лабораторию-то сейчас найти – слава богу, проще, чем в дедово время: девяностые годы – это вам не сороковые, а вот как следить за технологической спецификой – решительно непонятно…

«Придется помощника искать. С медицинским образованием, – тоскливо думала Настя. – Только где же его найдешь? Знакомых медиков у меня нет, а незнакомые – или рецепт украдут, или огромные деньжищи заломят. А скорее – и то, и другое… До чего же обидно, что Сенька участвовать в этом не хочет! Он бы что-нибудь придумал… Хотя тоже не врач…»

Но супруг стоял насмерть. Не хотел помогать теще, по чьей милости ему пришлось провести годы в тюрьме. И потому все Настины разговоры про апрельский Южнороссийск, когда повсюду цветут абрикосы и вода в море – чистая-пречистая, решительно игнорировал.