Судьба России в пророчествах русских святых - Николай Шахмагонов

– Да он юродивый, этот монах! – воскликнул Самойлов и повелел отправить Василия Васильева в крепость.

Екатерине доложили о пророчестве, и 17 марта 1796 года она издала Указ: «Поелику в Тайной Экспедиции, по следствию, оказалось, что крестьянин Василий Васильев неистовую книгу сочинял от самолюбия и мнимой похвалы от простых людей, что в непросвещённых могло бы произвести колеблемость и самое неустройство, а паче, что осмелился он вместить тут дерзновеннейшие и самые оскорбительные слова, касающиеся до пресветлейшей особы Ея Императорского Величества и Высочайшего Ея Величества дома, в чём и учинил собственноручное признание, а за сие дерзновение и буйственность, яко богохульник и оскорбитель высочайшей власти, по государственным законам, заслуживает смертную казнь; но Ея Императорское Величество, облегчая строгость законных предписаний, указать соизволила оного Василия Васильева вместо заслуженного ему наказания посадить в Шлиссельбургскую крепость с приказанием содержать его под крепчайшим караулом так, чтоб он ни с кем не общался; на пищу же производить ему по десяти копеек в каждый день, а вышесказанные, писанные им бумаги, запечатав печатью генерал-прокурора, хранить в Тайной Экспедиции».

Василию Васильеву довелось провести в крепости десять с лишним месяцев.

После смерти Государыни и по вступлении на Императорский Престол Павла Первого, генерал-прокурором был назначен Александр Борисович Куракин, который, разбирая бумаги, обратил внимание на «Дело о крестьянине Василии Васильеве». Куракин поразился точности предсказания дня кончины Екатерины Великой и 12 декабря 1796 года отдал распоряжение коменданту крепости немедленно доставить узника в Петербург. О прорицателе Куракин доложил Императору Павлу Петровичу, и тот повелел привести Авеля во дворец.

В книге о вещем Авеле-прорицателе так описана встреча Государя с монахом:

«В зале был разлит мягкий свет. В лучах догоравшего заката, казалось, оживали библейские мотивы. Вокруг царили тишина и торжественность.

Пристальный взор Императора Павла Петровича встретился с кроткими глазами стоящего перед ним монаха Авеля. В них, как в зеркале, отражались любовь, мир и отрада.

Императору сразу полюбился этот, весь овеянный смирением, постом и молитвою, загадочный инок. О прозорливости его уже давно шла широкая молва. Ведомо было Императору Павлу и то, как Авель точно предрёк день кончины его Августейшей Родительницы, в то время уже в Бозе почивающей Государыни Императрицы Екатерины Алексеевны…

Ласково улыбнувшись, император Павел Петрович милостиво обратился к иноку Авелю с вопросом, как давно он принял постриг, и в каких монастырях спасался. Выслушав рассказ, вопрос задал такого свойства:

– Честной отец, – промолвил Император, – о тебе говорят, да и сам я вижу, что на тебе явно почиет благодать Божия. Что скажешь ты прозорливыми очами о роде моём во мгле веков и о Державе Российской? Назови поимённо преемников моих на Престоле Российском, предреки их судьбу.

– Эх, Батюшка-Царь! – молвил, покачав головой, Авель. – Почто себе печаль предречь меня принуждаешь?

– Говори! Всё говори! Ничего не укрывай! Я не боюсь, и ты не бойся!

И заговорил Авель, сначала с робостью некоторой, а затем всё смелея, ибо знал, что правду изрекают его уста.

– Коротко будет царствование твоё, и вижу я, грешный, лютый конец твой. На Софрония Иерусалимского от неверных слуг мученическую кончину приемлешь, в опочивальне своей удушен будешь злодеями, коих греешь ты на царственной груди своей. В Страстную субботу погребут тебя…

Они же, злодеи сии, стремясь оправдать свой великий грех цареубийства, возгласят тебя безумным, будут поносить добрую память твою…

Но народ Русский правдивой душой своей поймёт и оценит тебя и к гробнице твоей понесёт скорби свои, прося твоего заступничества и умягчения сердец, неправедных и жестоких.

Число лет твоих подобно счёту букв на фронтоне твоего замка, в коем воистину обетование и о Царственном дому твоём: “Дому Твоему подобаетъ святыня, Господи, въ долготу днiй…”.

– О сём ты прав, – изрёк Император Павел Петрович. – Девиз сей получил я в особом Откровении, совместно с повелением воздвигнуть собор во имя Святого Архистратига Михаила, где ныне воздвигнут Михайловский замок. Вождю Небесных воинств посвятил и замок, и церковь».

Далее в книге рассказывается:

«А к словам сим Павла Петровича сказать следует пояснительно многим известное. Странное и чудное видение бысть часовому, у летнего дворца стоявшему. Во дворце том, в лето Господне 1754 сентября 20, Павел Петрович родился. А когда снесён был дворец, на том месте замок Михайловский воздвигся. Предстал часовому тому внезапно, в свете славы Небесной, Архистратиг Михаил, и от видения своего обомлел в трепете часовой, фузелея в руке заходила даже.

И веление Архистратига было: в честь его собор тут воздвигнуть и Царю Павлу сие доложить, непременнейше. Особое происшествие по начальству, конечно, пошло, а оно Павлу Петровичу обо всём доносит. Павел же Петрович отвечал: «Уже знаю! » Видать-то до того ему было всё ведомо, а явление часовому вроде повторения было…

– А пошто, Государь, повеление Архистратига Михаила не исполнил в точности? – сказал Его Величеству Авель со смирением. – Ни Цари, ни народы не могут менять волю Божью… Зрю в сём преждевременную гробницу твою, благоверный Государь. И резиденцией потомков твоих, как мыслишь, он не будет…

Государь промолчал, оценивая сказанное. Возражать не стал.

– Что же скажешь ты о Державе Российской? – напомнил после паузы Авелю.

– Было в молитве Откровение о трёх лютых игах: татарском, польском и грядущем ещё – безбожном (жидовском).

– Что? Святая Русь под игом безбожным? Не быть сему во веки! – гневно возразил Император Павел Петрович и тоном уже иным, грозным, прибавил: – Пустое болтаешь, черноризец!

Авель хитро сощурился и спросил со значением:

– А где татары, Ваше Императорское Величество? Где поляки? И с игом жидовским то же будет. О том не печалься, Батюшка-Царь: христоубийцы понесут своё.

– Что ждёт преемника моего? – спросил Император Павел о судьбе наследника престола.

И снова Авель изрёк для Государя неожиданное:

– Француз Москву при нём спалит, а он Париж у него заберёт и Благословенным наречётся. Но невмоготу станет ему скорбь тайная, и тяжек покажется ему венец Царский, и подвиг Царского служения заменит он подвигом поста и молитвы, и праведным будет на очех Божьих…

– А кто наследует ему? – поинтересовался Император.

– Сын твой Николай…

– Как? А разве у того, кого нарекут Благословенным, не будет сына? Но, коли так, наследует ему цесаревич Константин! ?