Кремлёвцы - Николай Шахмагонов

Ну что ж, наверное, это стало хорошим уроком для тех, кто хотел досадить ротному, да только уроком-то стало не для всех, а потому, как оказалось в скором времени, случившееся напоминало цветочки перед теми ягодками, которые ожидали впереди, ягодками, связанными с пропажей из ружейной комнаты роты секретного оружия…

Глава седьмая

«Печать сорвана… Секретный гранатомёт исчез! »

День клонился к вечеру, уже вернулись со строевого плаца после развода караула и суточного наряда дежурный по роте и дневальные. Личный состав роты находился на самоподготовке.

Капитан Бабайцев задержался в канцелярии, чтобы дождаться доклада дежурных о приёме и сдаче, ну а потом собирался сходить домой поужинать, чтобы вернуться к личному времени курсантов.

Наметил побеседовать с отстающими в учёбе, ну и, отпустив командиров взводов по домам, лично проконтролировать остальные мероприятия по распорядку дня.

День как день. Ничего особенного. После происшествия с шинелью рота несколько притихла, и казалось даже, что дела пошли на лад.

Дежурные что-то задерживались. Давно бы уж пора доложить.

Бабайцев только собрался выйти, чтобы узнать, в чём задержка, как оба сержанта появились на пороге канцелярии роты.

Сдавал дежурство по роте сержант Анишин, несколько разбитной, самоуверенный сынок большого начальник. Не Бабайцев назначал его командиром отделения. Раньше назначили, но снимать пока веских причин не было.

Принимал наряд сержант Макаров, серьёзный, вдумчивый паренёк, требовательный и твёрдый.

– Товарищ капитан, – начал он вместо доклада о приеме дежурства. – Печать на пирамиде с гранатомётами сорвана. Принять дежурство не могу.

– Не сорвана она. На месте печать, – возразил Анишин.

– Ну, допустим, не сорвана, но видно, что её аккуратно подрезали и на место поставили, – сказал Макаров.

В ружейной комнате, в отдельной пирамиде, запертой и опечатанной, находились три новейших противотанковых гранатомёта РПГ-7, в ту пору ещё секретных. Их прислали в роту для того, чтобы курсанты во время выездов на стрельбище произвели из каждого по 50 выстрелов. Потом с гранатомётами должны были продолжить работу конструкторы. Впрочем, что там и как, роты уже не касалось. Приказано произвести выстрелы. Этим и занимались.

Бабайцев ушам своим не поверил. Только и сказал:

– Быстро в ружейную комнату.

Уже в коридоре распорядился взять с собой одного дневального новой смены и поставить у двери, и ещё одного, из старой смены, выставить в коридоре у входа в ружейную комнату, чтобы курсанты роты, если будут мимо проходить, не глазели, что там, да как.

Лишняя информация не нужна, дело могло иметь серьёзный оборот, хотя Бабайцев надеялся, что новый дежурный просто перестраховывается с этой печатью.

Подошли к пирамиде. Печать действительно была с виду странной. Вроде бы на месте, но явно как-то не так стоит.

Бабайцев снял печать, взял ключ и открыл дверцу пирамиды. Гранатомётов было два! Одного не хватало. Вот тут всё похолодело внутри. Такого за всю службу свою он не слыхивал и не видывал. Что бы вот так, в мирное время, в училище, из ружейной комнаты, которая постоянно находится под охраной дневального, да и вообще на виду, был украден гранатомёт? ! В это даже не верилось.

Мысль у Бабайцева работала чётко. Главное делать всё быстро, не давая опомниться тем, кто повинен в таком преступлении. Да, именно преступлении. Это уже не шинель, где, конечно, можно было при необходимости всё повернуть на прямое вредительство, но правильнее было бы всё решить так, как и решилось. А здесь – кража оружия. Сколько там? До семи лет? Точно не помнил, но где-то около того. Ну а если учесть, что украден секретный гранатомёт, может всё вылиться и в гораздо более серьёзное обвинение и завершиться серьёзнейшим сроком.

– Так, Анишин, весь старый наряд ко мне, – приказал Бабайцев, и когда все собрались, велел: – Следуйте за мной!

Он привёл наряд в класс, сказал:

– Будете находиться здесь, пока не вспомните, куда делся гранатомёт. Ужин вам принесут, если понадобится в туалет, постучите, вас проводят. По вашей вине пропало секретное оружие. Это преступление.

И вышел из класса.

Теперь предстояло решить вопрос, который никто, кроме него самого решить не мог. По всем статьям необходимо было немедленно доложить о случившемся дежурному по училищу, а тот, в свою очередь, обязан был доложить начальнику училище генерал-майору Неелову. Пропажа оружия – не шутка. А секретного тем более. Доклад о таком происшествии должен пройти по всем инстанциям до самых высших.

Время шло, но что было делать? С каждой минутой его личная ответственность за то, что не докладывал по инстанции, возрастала. Но Бабайцев понимал причину происшествия и считал необходимым переломить её самостоятельно. Он ни на минуту не сомневался, что сделано специально, сделано против него, чтобы добиться снятия с должности. Кто затеял, другой вопрос.

Никому ничего не говорил, объявлений роте никаких не делал. Знал о тех десяти человеках, которые «ходили к особисту». Не ему было решать, правильно это или неправильно. В любом обществе и при любом строе такое явление присутствует, уж осуждай, не осуждай. А коли переменить не можешь, так принимай как необходимость и учись с этой необходимостью жить.

Понимал, что суточный наряд должен знать, не может не знать, кто это сделал.

Вызвал каждого в канцелярию. Побеседовал, разъяснил последствия. Но все – сама невиновность. Нет, не видели, не знали.

– Да как же не понимаете? – сказал дежурному Анишину. – Дело-то серьёзное. Гранатомёт секретный. Это не просто оружие, а секретное оружие, за которым охотятся разведки иностранные. Вы что его продали шпионам?

Немного напугало. По глазам увидел.

– Понимаете, что тут и отец вам помочь не сможет. Это не опоздание в строй и даже не самоволка.

Вспомнил, сколько звонков бывало, когда не отпускали Анишина в увольнение.

Но ведь не факт, что он. Если и не он, то в любом случае он причастен.

Сколько ещё можно ждать? Бабайцев шёл ва-банк. Если бы доложил немедля, уже искали бы, перетрясали всё училище, работали бы и офицеры особого отдела, и офицеры штаба, прочёсывали бы всю территорию курсанты. Конечно, было бы взыскание. Никуда не деться. Но теперь, теперь всё усложнялось из-за того, что не доложил сразу и по-прежнему не спешил делать это.