Ливень - Николай Малунов

Мужчина вошел в комнату, и ни слова не говоря, уставился на лежащего. Повисла тишина. Время замерло. Парень молчал, давая гостю время сделать первый шаг в общении.

– Помнишь меня? – раздался приятный баритон, заполнивший комнату.

Десятый отрицательно покачал головой.

– Капитан Данил Перов. Мы познакомились в школе…

– Учились вместе? – нахмурился прикованный к койке белокожий, облысевший парень, больше походивший сейчас на скелет, чем на того здорового, накаченного и добродушного охранника, которым Петров его запомнил.

Ему не раз снились сны с событиями одной ночи, в которой он что-то делает, куда-то бежит, с кем-то постоянно сражается и все это происходило вроде бы какой-то школе. Он искренне надеялся, что сейчас речь пойдет все же о школьной поре, когда он сам еще был учеником, но капитан развеял его надежды.

– Той ночью, – начал он, окинув палату взглядом, и присел на рядом стоящий стул, чуть отодвинув его от кровати, – я был там, когда все это случилось. Наводнение, вирус…

Парень поморщился, снова вспоминая жуткие крики тварей, мчащихся на него по пустому коридору из ночного кошмара. Значит, это был не просто сон, а все-таки отголоски возвращающейся памяти. Если все, что ему приснилось, действительно было так, то кто же он такой? Что с ним произошло и где он находится? !

– Вижу, что вспомнил, – как-то грустно улыбнулся сидящий напротив него мужчина. – Мы подняли твое военное дело, и оно, надо сказать, очень уже какое-то необычное, но это мы проверим потом. Ответь мне лишь на один вопрос… Твой армейский позывной? – парень молчал, раздумывая над тем, что сказать. – От твоего ответа будет зависеть очень много важного, в том числе и мое отношение к тебе…

– А зачем мне твое отношение ко мне? – аккуратно поинтересовался Десятый.

Мужчина хмыкнул, как показалось, одобрительно.

– Ну, допустим, я смогу сделать так, что тебя переведут в более роскошные апартаменты… – с улыбкой демона, покупавшего душу за пару пачек эскимо проговорил мужчина, откинувшись на стуле.

– Ну, тогда допустим, Ландскнехт, – прищурив воспаленные глаза, пристально посмотрев на капитана, все же ответил Николай.

– Хорошо, – ударил ладонями по коленям офицер и, встав, вышел из комнаты.

Николай удивленно поднял бровь, точнее отдал ей приказ на это, но атрофированные мышцы лишь перекосили восковую маску, заменившую ему теперь лицо. Оставшись один, он задумался, начиная все больше волноваться. До вопроса этого человека, информации о своем позывном он не помнил, но как только капитан спросил, память сама подкинула ему ответ, а вместе с ним и еще несколько картинок из прошлого: южная жаркая страна… он с автоматом едет куда-то на грузовике ранним утром. Вот отряд высаживается, занимает позицию в развалинах какого-то дома…

Потом начинался бой. Все погибли, только он один смог выжить, отдав приказ рядовому уносить бессознательного лейтенанта, а сам остался прикрывать их отход.

В следующей картинке что-то орущие на непонятном языке бородачи все же окружают его позицию, закидывают одну, вторую, третью гранату…

Дальше картинка: раненый, истекающий кровью он держит за горло какого-то мужика в намотанной на голову тряпке, ломает ему горло, а вокруг тела таких же бородачей…

Вот он вызывает по рации артиллеристов, но те говорят, что пока группа, которую его отряд должен были отбить от этих бандитов, не покинет зону обстрела, ни одно орудие не выстрелит…

А вот уже перед лицом грязная, пыльная красная земля чужой страны, он из последних сила ползет куда-то по обочине дороге, оставляя за собой кровавый след, на встречу встающему над горизонтом солнцу.

Потом был госпиталь, были какие-то люди, бумаги, слова…

Николай поморщился от накатившей дурноты. Вспоминать было больно. Память, словно волнами накатывала на него, вызывая острые приступы головной боли. Казалось, каждый раз, как только он что-то вспоминал, в голове начинал звенеть огромный колокол, но в этот раз, еще и сам звонарь, падла, кажется что-то орал, пританцовывая на внутренней стороне черепа.

От сильной и резкой боли он даже не сразу заметил, как дверь снова открылась и в комнату вошла встревоженная Наталья. Она что-то говорила, но из-за звона в ушах Николай не мог разобрать ее слова. Наконец-то, после укола, звонарь уснул пьяным сном и его музыкальный инструмент наконец-то стих.

– Тебе лучше? – спросила Чернова, заглядывая в окровавленные глаза Десятого.

Тот кивнул и сухо сглотнул.

– Весь наш отдел, вместе с тобой переводят в военный сектор, – начала девушка, явно радуясь этим событиям. – Говорят, ты оказался каким-то очень важным кадром. Нам пообещали новое оборудование, препараты и еще людей. Теперь мы сможем создать лекарство, которое еще быстрее поможет тебе восстановиться…

– А что вообще со мной произошло? – в очередной раз задал Николай волнующий его вопрос, на который как и прежде, ответа не получил.

– Я пока не могу… Но уже совсем скоро я все расскажу. Тебе обещали новую палату, а если ты будешь хорошо себя вести, то тебе разрешат ходить по лаборатории.

– Хорошо вести? – ухмыльнулся Десятый. – Это как? Я и так ничего не делаю, лежу тут сутками, сколько я тут, кстати? Неделю, две? Месяц? .. Почему мне ничего не рассказывают? Как я тут оказался, что со мной произошло…

– Потерпи, – ласково, но печально посмотрела девушка, коснувшись его руки.

Прохладная женская ладошка напомнила ему о чем-то очень приятном, но о чем именно, он вспомнить так и не смог. Он злился. Злился на себя, на этих врачей, на пустые серые стены, на все вокруг, даже на долбанного звонаря в его голове… Он пытался вспомнить что-то важное, но не мог, и, сколько бы не спрашивал, ответов так и не получал. Но, теперь хотя бы появилась надежда на то, что вскоре все прояснится. Это с одной стороны успокаивало, с другой – настораживало.

***

Обещанное «скоро» растянулось на неделю, точнее на шесть «Доброго утра, как ты себя чувствуешь»… Окон в комнате не было, как и часов или иных средств, по которым можно было отсчитывать время, и потому день сейчас или ночь можно было отслеживать только по горящим то ярче, то тусклее лампам в углах комнаты.

Заточение сводило с ума. Наконец-то, в очередной раз Наталья вошла в палату, светясь, как начищенный рубль. Улыбка расползлась по всему ее прекрасному лицу и Николай понял – этот день пришел.