Судьба советского офицера - Николай Шахмагонов

А потом – ранение, госпитали – сначала один, потом другой, третий… Когда же госпитальные мытарства закончились, отправили на реабилитацию. Но времени прошло столько, что и не знал, как писать. Решил позвонить, когда доберётся до Москвы. Добрался, позвонил и услышал незнакомый женский голос:

– Сегодня Катенька будет поздно. Они с мужем в гостях.

– С мужем? – переспросил Теремрин и от неожиданности не нашёл, что ещё сказать.

– Да… Вы разве не знаете, что Катенька вышла замуж. А кто это говорит?

– Школьный товарищ, – сам не ведая зачем, солгал Теремрин.

И вот встреча через столько лет. Разумеется, он все эти годы даже не подозревал, что их мимолётная ночная близость не прошла бесследно. Конечно, тут можно заметить, что, вступая в близкие отношения с женщиной, мужчина должен предположить подобный поворот. Но всегда ли мы, мужчины, об этом думаем? Не ведая о том, что случилось, Теремрин сделал вывод, что женщины народ ветреный, и особенно доверять их уверениям в чувствах, не следует. Катя же, Екатерина Владимировна, вывод сделала более правильный, и она уже воспитывала своих детей, а в особенности дочку, в соответствии с этими своими выводами.

Глава третья

Синеусов в соседнем купе тоже предавался воспоминаниям. Он хорошо запомнил, как предложил Ирине выпить на брудершафт и протянул наполненный Шампанским бокал, как бокалы, встретившись, тонко звякнули.

– Что теперь надо делать? – спросила Ирина, когда они выпили, держа руки скрещенными.

Синеусов молча потянулся своими губами к её губам, а потом, не отрываясь от неё, он попытался усадить Ирину на кровать, но она осторожно и твёрдо воспротивилась этому. Поцелуй был долгим. Наконец, Ирина села на краешек кровати, а он опустился на стул. Теперь по отношению друг к другу они были и прежними, и уже немножечко другими.

– Мне, кажется, пора, – уняв мелкую дрожь в теле, мягко сказала Ирина, – А то ведь поздно уже…

– Пора-то пора, но одежда вряд ли высохла, – возразил Синеусов.

Ирина все же сходила в ванную комнату, чтобы убедиться в этом.

– Что же делать? – растерянно произнесла она, и тут же спросила с надеждой: – Утюг можно где-то найти?

– Днём можно, но сейчас бытовка закрыта.

К счастью, по телевизору начался, наконец, приличный кинофильм – большая редкость в годы перестройки, и Ирина отвлеклась. Синеусов очень хотел, чтобы она осталась, но он не мог настаивать на этом и надеялся, что всё решится как-то само собой. Он приготовил чай, он угощал её фруктами, сладостями, он всё время старался сделать ей приятное. Тем не менее, Ирина всё-таки решила, что одежда её более или менее подсохла, и быстро добежать в ней до своего санатория вполне можно. Она надела юбку и блузку. Синеусов приготовился её провожать, не смея более удерживать. И тут обратил внимание, что секундная стрелка на его часах стоит на месте. Когда остановились часы, он не знал.

– Надо же, – сказал он, – забыл завести. Который же теперь час?

– И я сегодня часы не взяла. Пойдём скорее.

Они вышли к лифтам. Лифты не работали. И тут Синеусов указал на электронное табло на стене над лифтами. Там часы показывали 0 часов 40 минут.

– Боже мой! – Воскликнула Ирина. – Корпус уже закрыт.

Синеусов и сам был озадачен таким поворотом дел.

– Наш корпус тоже закрыт, и проходная закрыта. В твой санаторий вряд ли достучишься, – перечислял он.

– Может, всё-таки попробуем? – попросила она.

– Дежурные у нас сегодня скандальные на вахте. Открыть откроют, но ночевать мне придётся в клумбе перед твоим корпусом, – и, взяв Ирину за руку, сказал: – Пойдём в номер, здесь тоже стоять не дело. Отбой-то был в двадцать четыре часа.

Ирина покорно пошла за ним. На столе их ждали полные бокалы, и Синеусов сказал:

– Вот видишь… Дело не доделано, как же можно уйти?

Ирина поспешно села на стул, не захотев занять прежнее место на кровати.

– Что же ты так волнуешься? – прошептал Синеусов, – В конце-то концов, кровать широкая, да и я, ей Богу смирный.

А сам подумал: «Куда уж смирнее, если всё внутри горит и клокочет, а я не смею и подумать ни о чём…». Но он понимал, что мужчина никогда не должен терять рассудка, мужчина должен быть всегда сильнее женщины и быть нравственнее, нежели женщина, ибо женщина иногда срывается с тормозов не из-за недостатка нравственности, а от избытка чувств. То, что много лет назад в этом же самом санатории Дмитрий Теремрин принял избыток чувств молодой девушки за поощрение его настойчивости, не сделало его счастливым, как не сделало счастливою и саму Катю, на какое-то мгновение потерявшую власть над своими чувствами и покорившуюся им. Но Синеусов не знал о судьбе Кати и Теремрина, да и, казалось бы, возраст у Ирины был не тот, чтобы сравнивать ситуации. Вчерашняя школьница Катя и учитель истории Ирина – разве сравнимы?

Казалось бы? ! Но кто может наверняка заранее сказать, что ждёт за чертою, которую в старой добропорядочной России преступать считалось преступным. Синеусов и Ирина жили уже в иное время. Ведь даже то, что они остались вдвоём в номере, и им предстояло провести ночь на одной кровати, было чертою этого времени. А ведь они, по существу, не знали друг друга. Сутки прошли с момента их знакомства. Синеусов не ведал, замужем Ирина или не замужем, и она не знала, женат он или не женат. На курортах спрашивать об этом, было не принято, ибо курорты предполагали и несколько иные – курортные отношения, а, проще говоря, курортные романы. Курортный же роман – это роман на время курортной путевки. Хотя, конечно, известно немало исключений из этого правила.

Было уже поздно, и сама обстановка требовала развития событий.

– Вот на этой стороне, у окна, чистое белье, – сказал Синеусов. – Просто одноместных номеров свободных не было, и мне дали одному такой. У нас так принято…

– Номер шикарный. Не то, что у нас, – сказала Ирина и тут же спросила: – И воду на ночь не отключают?

– Нет. Но это не только потому, что у нас военный санаторий. Просто «Ленинские скалы» расположены повыше и значительно. Повинно несовершенство здешнего водопровода. Не хватает напора воды. Ведь оба санатория фактически на склоне Машука…