Проходимцы - Олег Бондарев

Томас снова едва сдержался, чтобы не улыбнуться во все тридцать два. Отсутствие магии настораживало и пугало обычных людей, но у Измерителей вызывало искреннюю радость, ведь для них волшебство было ядом, переизбыток которого запросто мог убить. Сам Томас с радостью предпочел бы очутиться в месте, где чародейство отсутствует в принципе, но прекрасно понимал, насколько несбыточны подобные мечты. Магия давным-давно пропитала город насквозь, магия жила в темной подворотне и в просторном зале лучшего городского ресторана, в мэрии, на почтовой станции и даже на чердаке заброшенного дома. Магия обитала повсюду, и многие попросту не представляли себе жизнь без нее.

Именно поэтому страдающие от волшебства альбиносы воспринимались обществом как белые вороны или, того хуже, цирковые уродцы над которыми очень весело потешаться. Увы, некоторые Измерители, соблазненные хрустящей банкнотой, охотно подтверждали это реноме выступлениями на банкетах и светских раутах. Там эти горемыки, закусив губы до крови, жонглировали артефактами и демонстрировали гогочущей публике свои изможденные бледные тела, покрытые замысловатыми рисунками светящихся голубых вен. Сам Томас никогда не понимал подобного унижения. Одно дело – измерять уровень магии, и совсем другое – истязать себя на радость толпе. Тот, кто скажет, что это лишь еще один способ заработать, просто не понимает, какие муки испытывает альбинос от контакта с любым мало-мальски серьезным артефактом.

– Прошу, входите! – воскликнул Зарянски и, спрятав ключи обратно в карман мантии, отступил в сторону.

Старик заметно нервничал: в волшебных лампах была вся его жизнь. Потерять джиннов – значит вылететь из бизнеса, причем моментально, ведь после такого удара устоять на ногах могли только единицы, и Мортимер вряд ли входил в их число. Томас это прекрасно понимал и искренне сочувствовал бедняге Зарянски.

«Торговать артефактами – это все, что он умеет, а учиться чему-то новому, пожалуй, уже поздновато… Пусть ему повезет…»

– Я вхожу, – зачем-то сказал альбинос и, быстро выдохнув, резко распахнул дверь.

Последние сомнения отпали: в хранилище царила поистине гробовая тишина. Обычно джинны галдели без умолку, разговаривали сами с собой и друг с другом, бранились, шутили и пели на разные лады… но сейчас все они молчали.

«Ощущение, будто я на кладбище, – с грустью подумал Измеритель. – Сколько здесь было? Полсотни? Больше? А теперь никого. »

Задумчиво покусывая нижнюю губу, Томас подошел к ближайшему стеллажу и потянулся к лампе, лежащей на самом краю пыльной полки. Пальцы обняли носик лампы без каких-либо последствий; все, что почувствовал Измеритель, – это тепло металла: в хранилище было немного жарче, чем в иных комнатах, потому что оно находилось в западной части дома.

– Ну что? – быстро облизав губы, спросил Мортимер.

Слова застряли у Томаса в глотке. Он терпеть не мог сообщать клиенту дурные вести, но, увы и ах, Измерители обычно только этим и занимались.

«Просто чертова работа. Делай ее или проваливай из Вандерсайда прямиком в пустоши. Там ни магии, ни людей. То, что нужно уставшему альбиносу…»

– Пока тихо, – вяло промямлил Томас.

Кусая нижнюю губу, Измеритель положил проверенную лампу на место и взялся за вторую. То же самое. Третья, четвертая, пятая… Дабы отвлечься от нудной формальной проверки, Томас начал в красках представлять, как Зарянски, кривясь, передает ему несколько купюр с изображением короля Оливера Второго.

«Да, точно так оно и будет. К сожалению».

Наконец последняя лампа покинула полку и через пару мгновений снова вернулась на нее. Взгляды Измерителя и хозяина лавки встретились, и Мортимер раздраженно проскрипел:

– Ну давай уже, не тяни…

Нелепый спектакль близился к своему завершению. Сейчас Томас скажет, что все джинны мертвы, и моментально станет для Зарянски врагом номер один – за неимением других кандидатов. Маги в высоких башнях институтов безуспешно ломают головы, почему и куда уходит волшебство, но любой пострадавший в утечке, не задумываясь, скажет, что во всех бедах повинны хмурые доходяги-альбиносы, заколачивающие оливеры на бедах других.

«Никто не знает, как, но все знают, кто. Классика».

– Думаю, вы и сами все понимаете, – прочистив горло, сказал Томас. – Хотел бы я сказать, что тут какая-то ошибка, но…

– Ой уж, не лукавьте! .. – морщась, перебил его Зарянски. – Вы бы хотели! .. Да вам-то как раз до магии дела нет! Чем ее меньше, тем вам лучше!

«Ну вот, чего и следовало ожидать. Мы нашли крайнего, теперь нам чуточку легче».

Мортимер отвернулся и, закрыв лицо ладонями, мелко затрясся. Некоторое время он стоял в такой позе, а Томас молча ждал, опасаясь, что неосторожным словом окончательно все испортит. Наконец Зарянски убрал руку и красными глазами уставился на альбиноса.

– Вы что… все еще здесь? – хриплым голосом спросил старик. – Наслаждаетесь моим горем?

Измеритель тихо скрипнул зубами от досады. Он терпеть не мог подобные игры.

– Вы не заплатили, мистер Зарянски.

Мортимер вздрогнул и, бормоча проклятья, нехотя полез в карман пестрого плаща. Бумажник его, как мимоходом отметил Томас, был достаточно толстым.

«Но теперь, надо думать, похудеет довольно быстро…»

Зарянски отсчитывал оливеры нарочито медленно, явно не желая с ними расставаться. Но что еще ему оставалось? Выдворить Томаса за дверь? С тех пор как в Вандерсайде заработал профсоюз, на подобное решались немногие – вдруг Измеритель является его членом и все выльется в солидный штраф?

«Вдвое больше моего гонорара, ага…»

Дважды пересчитав купюры, Мортимер со вздохом вложил их в протянутую руку Томаса. Тот мигом спрятал деньги в карман, молча кивнул торгашу на прощанье и устремился к двери. Измеритель уходил молча, потому что понимал: никакими словами утешить раздосадованного хозяина лавки не получится. Хорошо уже то, что Зарянски не обхаял альбиноса напоследок: Томас давно привык уходить под аккомпанемент смачных ругательств и проклятий.

«И на том спасибо, как говорится».

Оказавшись на улице, Измеритель сунул руки в карманы брюк и побрел в направлении Коуби-стрит. Со стороны он походил на побитого жизнью бродягу: потрепанная синяя куртка, протертые на коленях коричневые брюки и разбитые черные туфли. Темно-серая кепка, вечно надвинутая на глаза, идеально дополняла нищенский образ. Людей на улице практически не было, но Томас все равно по привычке жался к стенам: тень, которую отбрасывали здания, спасала альбиноса от ненужного внимания прохожих.

– Эй, Холтон! – вдруг услышал Измеритель за спиной.