Восходящее солнце Астерии: Змеиный холм - Наталья Федюшина

– Никогда не поворачивайся ко мне спиной, – спокойно ответил он и протянул вперед руку, предлагая последовать с ним к порогу дома.

– Так понимаю, лучше не знать, какое за этим последует наказание, – иронично произнесла я, не сделав и шагу.

– Можешь попробовать, но тогда ты еще долго не сможешь сидеть.

– Ты не посмеешь!

– Буду рад тебе это продемонстрировать. Дай только повод.

Чаннинг придвинулся ко мне слишком близко. Я ощутила его горячее дыхание на губах. Короткие черные волосы шевелились на ветру, будто жили своей жизнью, а серо-зеленые глаза наполнились решимостью. Чаннинг был невыносим и невероятно заносчив, что раздражало до побелевших костяшек на крепко-сжатых кулаках. Люди, которые обычно меня окружали, были довольно просты. Стоило узнать мотив, и можно было предугадать даже самые на первый взгляд невероятные их действия. Но Чаннинг из совершенно другой породы. За его дикостью и смертоносным спокойствием всегда скрывалось что-то большее, чем просто очевидность. Неожиданно я поймала себя на мысли, что глупо рассматриваю его с ног до головы. Тот лишь усмехнулся, чем поставил меня в еще более неловкое положение.

– Если ты закончила на меня глазеть, то можешь приступить к своим обязанностям на кухне, – сказал Чаннинг, на что я лишь фыркнула в знак отказа. – У меня нет времени на твои игры. Если ты не пойдешь сама, придется тебя заставить.

– Не думаю, что это подействует.

Я подперла бока руками. Чаннинг не стал больше спорить и просто схватил меня чуть ниже бедер, перекинув через плечо. Борьба оказалась неравной. Мои укусы и царапины ему были до одного места.

– С тебя новая рубашка, – сухо произнес Чаннинг, когда раздался очередной звук рвущейся ткани, но продолжил свой путь к дому.

Таким образом, мы пересекли холл, чем привлекли внимание всех остальных жильцов. Они удивленно уставились на то, как я раздирала его кожу вместе с последними остатками рубашки и рассыпала ругательства во все стороны, словно схватили грязного матроса на военном фрегате, а не девушку, чье терпение достигло предела. Чаннинг поставил меня на ноги, только когда пересек порог кухни. Конечно, единственный выход был заслонен широкими плечами этого идиота.

– Ты не покинешь комнаты, пока не приготовишь обед и не вымоешь всю посуду, – гневно произнес Чаннинг и повернулся спиной, намериваясь покинуть кухню.

– А то что? ! – спросила я, схватив первое, что попалось под руку, и кинула в его сторону.

Этим предметом оказалась чугунная сковорода, которая пролетела мимо уха Чаннинга и с грохотом врезалась о дверной косяк.

– Спросишь у голодного волка, который вернется ближе к вечеру из города, – сухо ответил он и ушел, оставляя меня наедине с тарелками и кастрюлями.

– Хорошо, будет тебе ужин!

Я вспомнила свои прошлые неудавшиеся попытки приготовить съедобную еду и усмехнулась.

Ты даже не представляешь, что тебя ждет! Кухарку он блин нашел! Словно женщины только для этого и предназначены.

Пришлось три часа греметь посудой, прежде чем хлебные лепешки и фасоль с овощами приобрели вареный вид. Когда живешь с отшельником в лесу, не сильно перебираешь с едой, уплетая даже самые непредсказуемые дары природы. Из этого следовало, что кулинария не входила в перечень моих талантов, но и я не была организатором сего мероприятия.

– Наверно это будет последний раз, когда меня допустили до очага.

Взгляд словно пытался рассмотреть фасолину в странном овощном месиве зеленого цвета. Оно бурлило в небольшом котелке, даже после того, как было переставлено на деревянный стол, оставляя животрепещущие воспоминания. Закончив на кухне, я тут же выбралась на улицу. Едкий запах варева въелся в ноздри, но весенний ветер и солнечные лучи быстро смогли привести в хорошее расположение духа. Вдруг внимание привлек глухой звук от ударов, которой доносился из-за призрачных останков обгоревшей хижины. Любопытство, как обычно, взяло вверх над целомудрием, и я медленно направилась вперед. Нарушителем прекрасной тишины оказался Бернон. Он рубил уцелевшие деревянные балки и был сильно удивлен, когда я вышла из-за угла хижины, приветствуя его.

– Ты пришла за реваншем? – спросил здоровяк и усмехнулся, провертев топор в огромной руке.

Стальные мышцы напряглись, но на коже не выступило даже капельки пота. Складывалось такое чувство, что для него огромные балки были словно зубочистки, которые разлетались надвое от каждого удара.

– Насколько не изменяет память это тебе необходимо подымать униженное мужское самолюбие, но запугивание топором выглядело весьма эффектно, – подстегнула я здоровяка, и устало присела на одну из деревянных балок.

– Что-то подсказывает, что это будет избиение младенца, и речь сейчас не обо мне. Кто это тебя так? – удивленно спросил Бернон и присел рядом, не выпуская топор из рук.

– Ты поверишь, если отвечу – кастрюли и сковородки?

Я тяжело вздохнула. Мужской хохот заставил съежиться от стыда.

– Ну, ты даешь! – удивленно воскликнул здоровяк и вытер тыльной стороной ладони выступившие капли из глаз. – Неужели они гораздо страшнее, чем драка с незнакомцем за мешок с золотом? Ты точно женщина?

– Хочешь проверить? !

Бернон поднял руки в защитном жесте и усмехнулся, когда мой взгляд перешел с его лица на топор.

– Интересно куда оно запропастилось? – начал он и кинул свое орудие на сочную зеленую траву.

Я вновь посмотрела на него и вопросительно изогнула бровь, на что он произнес лишь одно слово:

– Золото.

– Возможно, выпало в драке с демоном или стащили воры, когда была без сознания, – рассеяно объяснила я и направила взгляд вперед, рассматривая небольшой куст с сиреневыми цветочками.

– У меня оно было бы в сохранности, – расстроено произнес здоровяк и посмотрел в ту же сторону.

Мы сидели так довольно долго. Прохладный ветер обдувал мое лицо, не давая солнечным лучам оставить на нем свой след. Невольно я задумалась о том, как жильцы дома оказались вместе, и решила спросить об этом Бернона. Он был не против рассказать о том, что все они входили в число жертв. Их, как и других жителей города, похищали, а после обряда привязывали к большому камню. Повезло выжить только тем, кто покинул Змеиный холм до рассвета. В противном случае жертвы превращались в растения или животных. Бывало что и в других неизвестных Бернону существ. Превращения были не обратимы, и люди становились такими на всю оставшуюся жизнь. Хотя бывали случаи, когда им удавалось спасти некоторых людей, но со временем тоска по семье убивала их изнутри. Они медленно сходили с ума, и тогда превращение происходило уже по собственной воле. Как и предполагалось, первым из спасенных жертв был Чаннинг.