Иди через темный лес - Джезебел Морган

И она кивнула в самый темный угол избы, под паутину. Прищурившись, я различила там очертания зверя, почти неподвижно свернувшегося на лавке. Словно почуяв, что речь зашла о нем, огромный пес едва приоткрыл мутные глаза, зевнул, демонстрируя желтоватые и слишком крупные для собаки клыки, и снова погрузился в сон.

После этого всякое желание спорить исчезло. Я, покорно следуя указаниям ведьмы, вышла из избы и, закрыв глаза, зашла обратно. В лицо сразу пахнуло влажным жаром, кисловатым запахом болотной воды и тины. От горячей воды в бадьях поднимался пар, да только сама вода имела явственный зеленоватый оттенок и вовсю цвела. Листья банного веника покрывал такой слой плесени, что уже невозможно было определить, дубовый он или березовый.

К горлу подкатила тошнота. Мыться этим не хотелось до боли в зубах, но ослушаться Ягу мне не хватало смелости. Пугала меня не сама ведьма, а ее слова, что без этих ритуалов Марью я не найду. Да и повторить судьбу незнакомца и превратиться в зверя мне не хотелось.

Быстро раздевшись, я зажмурилась и поплескала на себя гнилой водой, сдерживая отвращение – казалось, по коже растекается густая слизь. Кое-как вымывшись, я поспешила вытереться куском холста, найденным в предбаннике. Он не выглядел чистым – старый, запыленный, но после болотной воды я казалась себе такой грязной, что даже не обратила на это внимание.

Одевшись, я подозрительно принюхалась. Меня неотступно преследовал гниловатый запах болота, и были все основания подозревать, что разит им как раз от меня.

В избу я вернулась, постоянно почесываясь, хоть и понимала, что ползущие по телу мокрицы и многоножки мне только мерещатся.

Ох, зря я их вспомнила!

Яга уже ждала меня за столом. Довольно хихикая и постоянно потирая руки, она усадила меня на лавку перед блюдом со склизкой, похожей на гной кашей и заплесневелым хлебом, по которому ползали мелкие многоногие насекомые. Я скривилась от отвращения, едва сдерживая дурноту.

– Кушай-кушай, де? вица, – приговаривала Баба-Яга, наливая в кружку затхлой воды, – живой дух с себя смыла, вытравить осталось.

Я уныло ковырялась ложкой в мерзком вареве. Сказки никогда не описывали трапезу Ивана-царевича у Яги, и теперь я понимала, почему.

Зверь Яги неловко выбрался из темного угла и, неуклюже задирая ноги, вспрыгнул на лавку рядом со мной и устроил лобастую голову у меня на коленях. Я прищурилась и поняла, что это не пес, как я решила изначально, а волк, жилистый и худой. Я неуверенно погладила его между ушей, и он благодарно лизнул мою руку, словно подбадривая.

Я с трудом проглотила одну ложку гадкой каши и поскорее зажевала хлебом, смахнув с него насекомых. К моему удивлению, меня не вывернуло сразу же в тарелку, и дальше я ела уже спокойнее, хоть и старалась вдыхать исключительно ртом, чтобы не ощущать гадкий запах еды.

Глаза старухи жадно следили за каждым моим движением – кажется, старой карге доставляло удовольствие смотреть, как я давлюсь. Она довольно улыбалась, и между тонких изъязвленных губ ее мелькали мелкие острые и полупрозрачные зубы.

– Что дальше? – глухо поинтересовалась я, когда с трапезой было покончено.

– Спать с вечерней зарей ляжешь, с утренней дальше пойдешь землю топтать, сестру искать.

Я расслабилась и почесала волка за ухом.

– Это же человек, верно?

Яга уже вернулась к своему котлу, помешивая зеленоватое варево длинной ложкой, но глаза в ее серьгах повернулись ко мне.

– Человеком был, глупым был. Живой дух от него шел, сильно пахло, от самого сердца леса навьи пришли. Но я укрыла и защитила, в шкуру зверя одела, тварей отвадила. С тех пор у меня живет, не ест, не пьет.

– Давно он так?

– Я дней не считаю, ночам учет не веду, – почему-то грубо отозвалась старуха, поворачиваясь ко мне. Глаза в серьгах снова завертелись, чтобы не упускать меня из вида.

– А человеком он стать может?

– Может, да навьи снова сбегутся, умруны за горячей кровью явятся. И за тобой бы явились, если б дурнее Иванов была.

Я сочувственно потрепала волка по загривку, он покорно это стерпел.

– А он не говорил, кем был?

– Говорил, ой много говорил, – словно сама себе кивнула карга, возвращаясь к зелью. – Чушь про мир духов нес, про испытание великое да свое предназначение славное… Предназначение, – старуха снова захихикала, – в моей избе век волком доживать да солнца не видать!

– Неужели нельзя сделать так, чтобы его не чуяли? !

– Можно. Как тебя. Да этот глупец отказался, а выбор чужой я уважаю.

Я вздохнула, хотела еще что-то спросить, но язык уже еле ворочался, накатывало забытье. Уже на границе беспамятства промелькнула мысль: «Она меня все-таки отравила! »

6. Пять запретов

Утром я чувствовала себя отдохнувшей и полной сил, словно впервые за последние четыре года вышла в отпуск и выспалась. Я сладко потянулась – и на пол слетело замурзанное лоскутное одеяло, в которое я куталась ночью.

Я уставилась на него с недоумением. Нет, я прекрасно помнила, где нахожусь и что со мной произошло. Коварная логика даже не пыталась выдать вчерашние события за сон. Мне просто не верилось, что Яга стала бы меня заботливо укрывать.

На соседней лавке лежали стопкой сложенные вещи: холщовые штаны, похожие на шаровары, длинная рубаха с широким поясом, темный шерстяной плащ. Рядом обнаружились кожаные сапоги с замысловато переплетенными ремешками вместо застежек. То ли Яга встала в хорошем настроении, то ли у нее просто не было женской одежды, но меня ее выбор обрадовал, хотя пришлось повозиться, прежде чем я смогла облачиться в такой костюм.

Одежда была немного великовата, пришлось подвязывать ее множеством тесемочек и ремешков, так что в итоге я сама себе напоминала много раз перепоясанный сноп. Рукава я одергивала и поправляла дольше всего – чтобы скрыть крошечную татуировку-птичку на запястье – последний привет из легкой и свободной юности. Старую одежду, сильно подранную в лесу, я бросила без сожалений, словно змея – выползок. Обшарила карманы напоследок, но не нашла там ничего нужного. Только соколиное перо. Задумчиво повертела его в пальцах и спрятала за пазуху.