Бойся своих желаний - Анна Литвинова

– Ну, спасибо, просветила старика, – усмехнулся он.

– И совсем вы не старик! – убежденно сказала девочка. – Вон, у вас ни одного даже седого волоска нет!

Слова Нины отозвались теплом в груди.

– Что ж, правду говорят, – молвил Леонид Ильич, – чем сто раз услышать, лучше один раз… послушать. Музыку я имею в виду.

– Послушать? Вы вправду хотите?

– Этих самых битлов? Хочу.

Он думал, что обещанный музыкально-образовательный момент произойдет когда-нибудь в неопределенном будущем, но девочка воскликнула: «Ладно! » – и, легко выскользнув из его объятий, порывисто бросилась вон из гостиной. Леонид Ильич остался, как дурак, стоять в одиночестве посреди залы. Танцующих оказалось мало – сидели, в основном разговаривали. Виктория Петровна, например, с чопорным Суслопаровым. Тот все губы поджимал, словно постоянно был недоволен чем-то. «Зря мы его пригласили, – подумал Брежнев, – скучный он, как касторка, надо сказать Устину, чтобы больше не звал».

В гостиную порывисто вбежала Нина. В руках она держала большой цветастый конверт с зарубежной грампластинкой. Возле «Ригонды» у нее произошло с дедом, по-прежнему заведующим музыкальной частью, небольшое столкновение и спор вполголоса:

– Я тебе запрещаю!

– Пусти, дед! Меня Леонид Ильич сам послушать просил! Я специально для него диск принесла!

И она твердо, но вежливо оттеснила Устина Акимыча от радиолы и бережно установила пластинку на круг. Нежно хрустнула игла, и гостиную огласили не слыханные здесь звуки: «Кэнт бай ми ла-а-ав! »

Жена Устина Акимыча в ужасе – скорее все-таки притворном – зажала уши руками. А Нина вдруг выхватила из небольшой толпы детей другую девчонку – и как начали они наяривать, жарить рок-н-ролл, с поддержками, полетами, пируэтами, что Леонид Ильич залюбовался пусть чуждыми, но такими совершенными па двух юных партнерш. Однако все прочие гости глядели на танцующих и слушали английскую ревущую музыку с очевидным осуждением. Особенно идеолог Суслопаров – губы его совсем сложились в ниточку. Буржуазный танец рок-н-ролл! Апофеоз капиталистического разложения! И где? ! В самом сердце Страны Советов, на даче члена Политбюро! В присутствии Генерального секретаря и других руководителей Центрального Комитета!

Вскоре песня закончилась. Запыхавшиеся, раскрасневшиеся, но безмерно довольные девочки остановились. И гости, и сам Устин Акимыч с осуждением – правда, пока безмолвным – посматривали на них. На лице Устина к осуждению добавлялась тревога. Все хранили молчание, ожидая реакции Леонида Ильича. А «Битлз» уже начали исполнять новую песню, про вечер после трудного дня.

И только тогда Леонид Ильич не спеша захлопал, адресуясь в основном девочкам, однако и музыкальному сопровождению, пресловутым битлам, отдавая толику уважения.

* * *

Он и в самом деле достиг высшей власти. Да только власть – это не свобода, а, оказывается, сплошные ограничения.

«Все могут короли, все могут короли, и судьбы всей земли вершат они порой! » – как споет десять лет спустя молоденькая певица Алла Пугачева, и он полюбит ее за эту песню: «Да это ж про меня! » Поэтому он будет прощать певице все ее загулы и вызывающее поведение – а не раз на нее сигналы поступали.

Вот и Леонид Ильич: ведь мог – если бы ему вдруг собственная жизнь, родная страна и вся планета была не дорога – отдать приказ начать ядерную бомбардировку Америки. Или послать свои войска хоть в Чехословакию, хоть в Афганистан. Мог миловать кого хотел. А кого хотел, судить. И Сахарова заточить в Горьком, а Солженицына – выслать из страны. Однако не мог позволить себе самого простого: отдаться нахлынувшему чувству, любви к шестнадцатилетней Ниночке.

Хотя Устин Акимыч, старый товарищ, жук, хитрован, разумеется, заметил его отношение к внученьке и позвонил ему. Пригласил после Нового года, «на бывшее Рождество», прибыть всей семьей в гости. И не преминул заметить: «Вместе с внуками приходи, Юрой и Леней. И внученька, Нина моя, тоже будет». Но Леонид Ильич в основном из-за упоминания Нины отказался. Не позволит он, чтобы над ним смеялись и вокруг его имени, хотя бы даже в самом узком кругу, ходили разговоры. А ведь они начались бы, стоило бы ему еще раз прилюдно проявить знаки внимания девушке.

Придется ему эту нежность – возможно, последнюю в жизни – вырвать из собственного сердца.

Но то, что ему в предновогодний вечер рассказывала Ниночка – про современную музыку и волосатиков-докеров из Ливерпуля, – он не забыл, как в ту пору не забывал еще ни словечка из того, что ему говорилось. И второго января, в первый рабочий день – а в ту пору советские люди не отдыхали зимой беспробудную неделю напролет, а уже второго шли трудиться, – Леонид Ильич дал задание соответствующему отделу ЦК подготовить ему подробную справку о вышеупомянутом музыкальном коллективе. И аналитическую записку: каким образом можно использовать в интересах Советского Союза английский квартет.

Поручение Генерального секретаря расписали заместителю заведующего отдела контрпропаганды, психологической борьбы и идеологических диверсий Петру Ильичу Васнецову.

А спустя месяц Брежнев принял Васнецова у себя на даче и имел с ним длительную и дружескую беседу, сопровождавшуюся возлияниями. Спустя два часа ошеломленный Петр Ильич отбыл домой – в ранге специального советника Леонида Ильича, а также руководителя спецоперации (с неограниченными полномочиями) под кодовым названием «Моряк».

6. Бульон с яйцом для генерала Васнецова

Прошло тринадцать месяцев. Февраль 1968 года

Секретный аэродром Кырыштым

Тридцать пять минут после посадки

Васнецов Петр Ильич

В стане музыкантов после торжественной встречи на советской земле и церемонии с участием духового оркестра царило самое восторженное настроение. Джон, Пол и Джордж поместились втроем на заднем сиденье «Чайки», а безотказный Ринго – на откидном, для охранника. Васнецов уселся впереди, рядом с водителем. Битлы отрывисто и воодушевленно переговаривались. «Генерал» прислушивался к диалогу гостей, однако, к собственному огорчению, не мог понять и половины. Его рафинированный, но американский английский, отшлифованный в Колумбийском университете, оказался почти бессилен против ливерпульского акцента, уснащенного кучей жаргонизмов.

Представительский лимузин несся сквозь могучую тайгу по бетонке, соединяющей секретный аэродром с не обозначенным ни на каких картах военным городком под почтовым наименованием Комсомольск-17.

– По-моему, после того, что мы сегодня увидели, русским ничего не останется делать, кроме как расстрелять нас, – со смешком проговорил Джон (он показался Васнецову самым остроумным из них).