Осиновая корона - Юлия Пушкарева

В первое мгновение Шун-Ди подумал, что всё ещё спит. А потом – что Лис, возможно, болен или забрёл сюда по ошибке… Страшно было пошевелиться: Двуликие так чутко спят. Куда более чутко, чем люди или гномы, чей храп, как говорят альсунгцы и ти’аргцы, слышно за два полёта стрелы.

Шун-Ди попробовал бесшумно – как мог – перекатиться набок и встать на четвереньки. Доски поскрипывали от мерной качки; сквозь щели и крошечное круглое окошко было видно, как совсем близко синеет и плещется вода. То тут, то там по ходу корабля на волнах появлялись кудрявые клочья пены.

Циновка, раскатанная, точно тонкая рисовая лепёшка (Шун-Ди помнил, как на его родном Маншахе в такие заворачивают острые тушёные овощи), занимала большую часть отсека – его, по незамысловатому плану кораблестроителя, нужно было забить ящиками и тюками. Раньше так и делалось – всегда, до их странного путешествия… Шун-Ди ещё вчера понял, что травяной запах лекарств и масел ему всё-таки не мерещится: за долгие трудовые годы «Русалки» он успел впитаться здесь в каждую щепку.

Шун-Ди натянул льняные штаны и рубаху – гораздо удобнее, чем тяжёлое драпированное одеяние шайха-купца. Ниль-Шайху такая одежда на нём наверняка показалась бы смехотворной… Шун-Ди улыбнулся: мысль о том, что ему снова не нужно заботиться о мнении ослов вроде Ниль-Шайха, всё озарила мягким довольным мерцанием.

Он свободен. Он ещё свободнее, чем был на западном материке. Если можно вообразить самое дерзкое похищение вкупе с не менее дерзким побегом и (по сути) изменой Светлейшему Совету – то он уже совершил всё это. Так чего же теперь бояться?

Назад дороги нет. «Русалка» уже несёт их на северо-запад. Впервые эта мысль не испугала и не расстроила Шун-Ди, а, наоборот, успокоила.

– Доброго дня, Шун-Ди-Го, – сквозь вальяжный зевок донеслось с циновки. – Что, не спится из-за мук совести?

Шун-Ди обернулся. Лис уже успел обратиться в человека и теперь лежал, потягиваясь и хрустя суставами. Простыня (всё та же – он забрал её из сада Шун-Ди, будто военный трофей) задралась на его ноге, и было видно, как исчезают, растворяются в воздухе последние золотисто-рыжие волоски. Шун-Ди через силу улыбнулся.

– Доброго дня. Нет, просто уже светло.

– Неужели? Всё так банально? А я уж думал, тебя всю ночь терзали кошмары. – (Лис зевнул, коротко и ясно показав своё отношение к людскому понятию «муки совести», и повернулся набок. Его космы в растрёпанном состоянии казались ещё длиннее; Шун-Ди пришла в голову нелепая мысль, что миншийские охотники за наживой дорого заплатили бы за такие роскошные меха). – Про того стражника, например. Как он посинел, бедняга, и задыхается. Ты же этого боишься, Шун-Ди Благородный? Что воздушный порошок убьёт его?

Шун-Ди пришлось со стыдом признаться себе, что за весь предыдущий день (безумный, надо сказать – чего стоили уговоры гребцов и капитана, который лишь за тридцать золотых солнц [1 - «Золотое солнце» – миншийская монета. Самая крупная и ценная золотая монета в Обетованном. Тридцать солнц – большая сумма (для сравнения: стоимость откупа раба из статуса слуги при бывшем хозяине после Восстания равнялась сорока солнцам). ] согласился принять их на борт), да и за ночь, он ни разу не вспомнил о несчастном стражнике… Он вздохнул и сел на циновку возле Лиса.

– Я аптекарь, – напомнил он. – И уверен, что рассчитал дозу правильно. Там было достаточно для крепкого снотворного, не больше.

– Ты аптекарь, но не врач. – (Лис приподнял рыжую бровь и улёгся щекой на локоть – так, что один глаз превратился в янтарную щёлку). – Откуда ты можешь знать, что именно у этого стражника нет какой-нибудь непереносимости? И что поутру его сменщик в карауле не нашёл мертвеца?

Лис подкалывал и дразнил его, сбивал с толку – как на охоте сбивал с толку мышей-полёвок своими прыжками и лёгким топотком. Шун-Ди уже на западе заметил, как Лису нравится это делать. И, судя по всему, ему это нравится не только в своей стихии: здесь, в странах «двуногих», Лис определённо чувствует себя как дома. Он ответил честно:

– Ниоткуда. Но ничего уже не исправить, правда?

– Правда. Мне до сих пор не верится, что ты согласился, Шун-Ди-Го.

– Мне тоже не верится, – признался он. – Но я сделал это, потому что считаю тебя правым. Им не должно достаться яйцо Рантаиваль.

Лис немного полежал в безмолвной задумчивости, а потом вдруг вскочил и вытянул руку – требовательным жестом ребёнка.

– Достань его ещё раз! Я хочу взглянуть.

– Лучше после завтрака. – (Шун-Ди с улыбкой похлопал по своему ввалившемуся животу. Вчера он, кажется, не съел ничего, кроме горсти сушёных персиков рано утром; как-то некогда было об этом думать. Удивительно, что их сумасшедший план удался и даже погони Совета пока не видно… Рядом с Лисом вообще всё становится удивительным – причём не только и не столько из-за того, что он оборотень). – А то Сар-Ту придёт нас будить. По-моему, он опасается, что мы везём в Хаэдран что-нибудь черномагическое.

– Этот твой капитан с рожей головореза? .. Скорее уж тогда – гору ворованного золота или шёлка. – (Лис скривился и метнулся за ширму, где оставил одежду. Шун-Ди деликатно кашлянул; он уже понял, что Сар-Ту, с его браслетами из звериных клыков и кровожадными татуировками, Лису явно не по душе). – И где ты такого нашёл?

– Не я, а мой опекун. Кажется, он выручил Сар-Ту из каких-то неприятностей в молодости.

Шун-Ди решил не уточнять, что «рожа головореза» принадлежит Сар-Ту по полному праву: раньше он был пиратом и контрабандистом, причём неплохо нажился на своих тёмных делах. Он бы наверняка и сейчас предпочитал их законной торговле, если бы последний король Минши – последний, не по годам мудрый Сын Солнца, – не начал суровую охоту на пиратов по всему Восточному морю. Он добился того, что их искоренили почти полностью, и для Минши в море осталось единственное крупное бедствие – альсунгцы.

В своё время опекун Шун-Ди спас Сар-Ту от казни, поручившись за него перед королём. И Шун-Ди чувствовал (хотя очень смутно), что сам старик был связан с делами друга куда плотнее…

Как бы там ни было, в их положении жаловаться не на что. Менее отчаянный тип, чем Сар-Ту, ни за что не взял бы их на борт без всяких бумаг, в спешке и тайне. Шун-Ди потому и выбрал «Русалку» для их противозаконной ноши.