Внебрачная дочь продюсера - Анна Литвинова

– Василий Семенович, – пробасил молодой человек, протягивая Лесе свою длинную руку. – Впрочем, – добавил он, – друзья называют меня Васей. А совсем близкие Васечкой.

Представление явно было им заранее заготовлено и, наверное, уже не раз апробировано. Леся пожала кисть парня. Лапа у Васечки оказалась огромной, но бережной.

– Вообще-то, по правилам хорошего тона руку первой подает дама, – смутила она юношу, единственно ради того, чтобы посмотреть, покраснеет ли он еще раз. Вася не покраснел. – Меня зовут Олеся, но можешь называть меня Лесей, я не обижусь.

Несмотря на неопределенность возраста Василия, казалось совершенно невозможным обращаться к нему на «вы». К панибратству странным образом располагала и его рыжина, и его затрапезная ржавая машина, и одежда: ковбойка поверх кипенно-белой майки, джинсы и порядком разбитые кроссовки.

– Ну, я вижу, вы поладите, – хмыкнул Ник, и Леся была готова убить его за циничный смешок, а Васечка опять покраснел.

– Василий тебя спрячет, – продолжил детектив, обращаясь к ней. – Вот и сиди там, куда он тебя отвезет, и носа не высовывай. А я разузнаю, что с твоим делом, и позвоню.

Кривошеев похлопал ладонью по крыше машины, словно прощался одновременно с ними обоими, и, не оглядываясь, зашагал в сторону «Кропоткинской».

– Поехали? – спросил Васечка, обведя фигуру Леси взглядом.

– Поехали, – кивнула она. Странно, но Леся осталась наедине с мужчиной, не чувствуя никакой неловкости и страха.

Молодой человек сложился, как перочинный нож, и влез на водительское сиденье. Подвигался там, угнездился. Его рыжие вихры почти касались потолка «лимузина».

Леся скользнула на переднее сиденье. Рюкзачок поставила в ноги.

Васечка двинул длинным рычагом переключения передач, и «шестерка» сорвалась с места.

– Наверно, надо захватить из дому твои вещи? – спросил молодой человек.

– А можно?

– Куда ехать?

Он спросил это совсем просто, будто два старых друга едут вместе за город на пикник.

Леся сказала:

– В сторону Коломенского, плиз, а там я покажу.

– О’кей!

Леся привыкла, что от мужчин надо защищаться. Но вот удивительно, ей совсем не хотелось закрываться от Васечки, строить оборонительные редуты. «Не обольщайся, – прозвенел в мозгу предупредительный звоночек, – все мужчины одинаковые». Однако Леся про себя ответила: «Посмотрим, а пока я его совсем не боюсь».

Авто развернулось у Храма Христа Спасителя и бодро побежало по Волхонке. Храм остался справа, Музей изобразительных искусств слева. Васину тачку легко обгоняли заморские лимузины, однако водитель, кажется, не испытывал ни малейших комплексов оттого, что управляет столь затрапезной машиной.

Когда они вывернули на Большой Каменный мост, Леся осторожно спросила:

– Что тебе рассказал про меня Николай?

– Ничего особенного, – пожал плечами Василий. – Просто сказал, что тебя надо спрятать, чтоб никто не нашел.

– А зачем меня прятать, он сообщил?

Вася повернулся к ней лицом и улыбнулся:

– Меньше знаешь, крепче спишь, разве не так?

– И тебе не интересно?

Авто спустилось с моста и понеслось по набережной. Слева от них текли грязные воды Москва-реки, а дальше разворачивалась величественная панорама Кремля: зрелище, на которое Леся, столичный неофит, была пока что готова смотреть бесконечно. Впрочем, на сей раз Кремль был всего лишь фоном, а на переднем плане маячила крупная, неухоженная, рыжая голова Васи. Молодой человек пожал плечами.

– Захочешь, сама расскажешь, – рассудительно молвил он. – А не захочешь – все равно не расскажешь, как бы я ни спрашивал. Разве не так?

– А если я – преступница? – требовательно спросила Леся и с раскаянием подумала: «Что же я за дура? Что за мазохистка? Зачем же я все обостряю и усложняю? Почему бы нам просто и мило не поболтать о том о сем? » – Или мошенница, аферистка?

– Ты не преступница, – мягко молвил Вася, – и, насколько я могу судить, далеко не мошенница и не аферистка.

– Почему ты стал мне помогать?

«Хватит! Остановись уже! » – стала урезонивать себя Леся.

– Ник попросил, – мотнул головой огненноволосый парень. – А он мой друг.

Друг… Как будто это слово что-то объясняло… Тема была исчерпана. Леся отвернулась, тем более что слева от нее, на фоне Васи, закончился Кремль и потянулось голое место там, где раньше возвышалась гостиница «Россия», а ведь к отелю, хорош он был или плох, даже она, немосквичка, уже успела привыкнуть.

* * *

Довольно скоро по полупустым улицам воскресного вечера они добрались до Кленового бульвара, где Леся снимала на паях с землячкой Светкой двухкомнатную квартиру под самой крышей. Арендовать «двушку» на двоих оказалось гораздо выгодней, чем «однушку» на одного. Конечно, к соседкам приходится приспосабливаться: кто-то любит гостей, кому-то нужно одиночество, один терпеть не может убираться, другой – готовить… Со Светкой они друг к другу приспособились. Главное, та не была мальчишницей и не умоляла Лесю перекантоваться где-нибудь вечерок или ночку. Бытовые хлопоты они тоже распределили к взаимному удовольствию: каждый занимался тем, что больше нравится: Светка ходила по магазинам и стряпала, Леся наводила в квартирке лоск.

Нынче Светки не было дома. Та решила устроить себе каникулы, сорвалась сразу после сессии на пару недель домой. Место, однако, за собой оставила и даже долю свою внесла.

Леся попросила Васю подождать во дворе – под сенью тополей, под крики малышни с детской площадки. Поднялась на девятый этаж на зачуханном лифте – никакого сравнения не выдерживает ее замурзанный подъезд с парадным Брагина. «Зато у нас не убивают», – примирила себя с окружающей действительностью Леся и вошла в квартиру.

За последние сутки здесь ничего не изменилось. Обычная съемная дыра. Чужая мебель советских времен, продавленный диван, холодильник «Снайге» в шестиметровой кухне. А все равно жаль уезжать, все-таки свой угол. Опять же непонятно, когда она сюда вернется, да и вернется ли вообще.

Леся постаралась взять вещей по минимуму. Выбирала те, что сочетаются с новым имиджем: несколько маек, пару блузок и свитеров. Прихватила куртку со множеством карманов, ботинки и другие, не жмущие, туфли на более щадящем каблучке. Не забыла пару учебников, уже купленных для четвертого курса, и любимую плюшевую собачку, с которой она в обнимку спала еженощно вот уже пять лет.