Полночные близнецы - Холли Рейс

Люди в зеленых туниках выстраивают нас в некоем подобии порядка.

– Важно, чтобы вы стояли внутри вот этого круга… – начинает один из них.

Я стараюсь держаться с краю от толпы, но Рамеш не отстает от меня, несмотря на насмешки Олли, а где Рамеш, там, похоже, и Рейчел.

– А как ты сюда попала, если не была на посвящении? – шепчет Рамеш. – Получила свободный доступ или что-то в этом роде?

– Да, Ферн, как ты сюда попала, если не была там? – издали бросает Олли.

– Ты должна была прийти, – подхватывает Рамеш, не замечая внезапно возникшего напряжения. – Это было весело. Все вот эти люди…

Я пожимаю плечами. Я не собираюсь сообщать кому-то из них, что нахожусь здесь только с молчаливого попустительства.

– А ты знаешь уже, в какое лоре хочешь попасть? – спрашивает Рамеш. – Я хочу сказать, ясно, что самые крутые – рыцари, но вот Рейчел хочет попасть в харкеры.

Он строит насмешливую гримасу.

– Харкеры потрясающе выглядят, – поясняет Рейчел. – Ты видела, что открывается с балкона? И Круглый стол такой красивый!

Лоре, харкеры, Круглый стол? Это куда больше того, что я ожидала.

– Мне даже подумать противно о том, чтобы стать рееви, как вон те ребята.

Рейчел показывает на «зеленые туники» – те уже начинают приходить в отчаяние от нашей рассеянности.

– Это администраторы Аннуна. – Парнишка рядом с Рамешем прислушивался и теперь презрительно косит глаза. – Похоже, самая скучная из всех возможных работ.

Рамеш кивает:

– Но разве не хуже во сто крат, если ты пройдешь Испытание и узнаешь, что вообще не можешь быть таном? Не думаю, что после такого я вообще смог бы когда-то заснуть.

Я внутренне сжимаюсь, услышав это. Они расшевелили во мне мой главный страх, но по их возбуждению я могу судить, что они совершенно не верят, что такое может случиться с ними. А вот со мной очень даже может.

Болтовню Рамеша прерывает шум, похожий на звуковой удар [7 - Звуковой удар – очень громкий хлопок, похожий на гром или взрыв, с которым самолет преодолевает звуковой барьер. ]. Плитки пола как будто взрываются, создавая стену света. Не только Рейчел визжит при этом. Над нашими головами встает цилиндр голубого света. На его вершине – некий пейзаж. Инь и ян – трава и небо.

– Не пугайтесь, – кричит один из рееви. – Вы все пришли сюда через портал. И думайте об этом как о таком же портале – только большом.

– Сюда, сквайры.

Я слышу сквозь шум голос лорда Элленби. Через мгновение в туннеле появляется его силуэт. Выглядит так, словно он идет по стене. Мой мозг и глаза сражаются друг с другом, пытаясь совместить несовместимое. Точка во лбу, между бровями, нервно пульсирует от растерянности.

– И как мы это сделаем? – говорит Рамеш.

Я подхожу ближе к стене света. Она сотворена из тысяч волокон, натянутых, как струны арфы, и они прогибаются и снова выпрямляются, когда их толкаешь. Я не единственная, кто пытается выяснить, как это устроено, будто хоть что-то в этом мире обладает логическим смыслом. Олли проталкивается сквозь толпу, чтобы исследовать стену, и я тут же понимаю, что он намерен стать первым, кто последует за лордом Элленби.

Это достаточная мотивация для любой уважающей себя сестры. Я кладу на стену обе руки, вытягиваясь как можно выше. «Думай об этом как о скалолазании, говорю я себе. – Так тренируются дети в Олимпик-парке». Поскольку я могу уцепиться пальцами за эти струны света, особой разницы нет. Убедившись, что держусь как следует, я отрываю ноги от пола и прижимаю их к стене.

Мир накреняется.

Я уже не карабкаюсь по стене. Я стою на четвереньках, и мне кажется, что меня вот-вот вырвет, – но стена уже не стена, это пол. Дрожа, я поднимаюсь на ноги, ожидая, что в любой момент рухну вниз. Все законы физики, какие только я могу припомнить – надо сказать, их немного, – твердят, что это невозможно. Однако я здесь, стою, выпрямившись, на мягком ковре света, а толпа, которой следовало бы быть подо мной, оказывается сбоку. Это они на стене, а не я. Впереди я различаю тень лорда Элленби, он наблюдает за мной.

Рамеш и Рейчел хлопают в ладоши, и тут же все разражаются криками.

– Дай нам руку! – говорит кто-то.

Незнакомый человек по собственной воле просит моей помощи. Ночь становится все более странной и таинственной. Я тащу его вверх – или вбок, точно не знаю. Он неуверенно хлопается о стену, но справляется, меняя положение с горизонтального на вертикальное – или вертикальное на горизонтальное? – куда более ловко, чем я.

Чтобы избежать дальнейших взаимодействий, я иду вперед. Мне нравится думать, что я выгляжу уверенно, но свет похож на песок, он наползает на мои ноги, когда я пытаюсь прибавить шагу. Наконец я вываливаюсь из туннеля на солнечный свет. Невысокая трава расстилается под небом, пестрящим обрывками облаков. Низкий земляной вал плавно изгибается вокруг меня.

– Ну ни хрена себе, – присвистывает Рамеш, возникая позади меня.

И хотя я не представляю, кто вообще в мире до сих пор пользуется этим выражением, я все же поворачиваюсь, чтобы увидеть, на что он смотрит.

Насыпь, как я вижу теперь, образует круг. В его центре из травы поднимаются глыбы мрамора. Наверху они соединяются плитами поменьше, образуя ряды арок, которые смотрят друг на друга, как военные командиры на тайном совещании. Острые края камней выглядят еще более неприступными в безжалостном солнечном свете.

Конечно, я уже видела это прежде. На фотографиях, почтовых открытках, в Интернете. Стоунхендж. Только здесь это не древний осыпающийся монумент. Каждый кусок камня сияет белизной, каждый угол четкий и ясный. Возможно, именно так и должен был выглядеть Стоунхендж, когда его только что построили.

Я отхожу в сторону от толпы, теперь уже хлынувшей из светового туннеля, мне очень хочется поближе увидеть это чудо. Я не понимаю, почему в Аннуне он такой новый, хотя в нашем мире ему тысячи лет. Но когда я приближаюсь к монументу, то замечаю, что он не такой уж гладкий. Вообще-то, я даже не уверена, что он построен из камня. Может, это галька? Или ракушки? Я, возможно, не люблю, когда ко мне прикасаются люди, но если дело касается искусства… Я провожу по поверхности ладонью. И тут мой мозг решает загадку, определяет, что именно он видит, и я с коротким вскриком отступаю назад.