Голубиные дети

Страница 13

Ох, как же хотелось драпать, да со всех ног! .. Сверзится с этого дерева-переростка, сбежать от короля – и в лес, к Связующей голубятне, пока король её не разрушил… А что дальше?

Пашка вцепился в Шурика и стал его трясти. Тот мгновенно подскочил, ошалело озираясь по сторонам.

– Я не сплю! – Он громко зевнул. – Дурацкие ночные дозоры…

– Надо бежать! – перебил его Пашка. – К голубятне!

– А что, уже началось?

– Что началось? ..

– Наступление. – Шурик посмотрел на глубокий порез, что сделал по приказу короля, так же спокойно, как если б это были наручные часы. – Какой сейчас день?

– Первый… – оторопел Пашка. – Ты что, совсем ничего не помнишь? Король с тобой что-то сделал, и ты всё забыл!

Шурик сморгнул. Уставился на Пашку, как на помешанного:

– Неправда, я всё помню. Его Мальчишество вернул меня в семью, теперь я чувствую всех-всех! Только щекотно немного. А вот тебя, новичок, пока не очень. Ты обязательно сходи на пир!

– Вот же только говорил, что…

– Обязательно! Знаешь, куда идти? А то давай провожу.

Шурик попытался подняться, но запутался в ногах и упал.

«Только этого не хватало, – ужаснулся Пашка. – Он вообще как будто обнулился».

Но вслух сказал очень бодрым голосом:

– Да ты лежи, лежи! Не заблужусь. Лучше отдохни, как следует, нас ведь ждут великие дела.

– Это ты прав, новичок, – Шурик сразу расслабился. – Точно дорогу найдёшь? Надо спуститься под корни, там…

Шурик опять уснул, недоговорив. Оставил Пашку совсем одного. «И этот туда же», – с горечью подумал Пашка, хотя и не мог вспомнить, кем был другой.

На строевую он, после долгих раздумий, всё же спустился. С северной стороны ивовая крона давала густую прохладную тень. Здесь, на вытоптанном пятачке, бегали по кругу человек двадцать. В центре круга, сложив на груди руки и широко расставив ноги, стоял Брюс. Он сурово следил за бегунами и с удовольствием покрикивал:

– Пошевеливайтесь! Ать-два, ать-два! Будете бегать, пока у меня голова не закружится! – и всё в таком духе.

Пашка по широкой дуге обошёл Брюса – ещё не хватало, чтобы его заметили, – и нарвался на стрелков из рогаток. Отрядом руководил Арман. Сидя на узловатом вздыбленном корне, он подкидывал в воздух какие-то шарики, похожие на шишки, а отряд старался поразить движущуюся мишень. Пашка задержался, вглядываясь в снаряды стрелков: хоть и мелкие, всё-таки камни! Арман его заметил, помахал.

– Давай к нам! Мы тут тренируемся.

Делать нечего. Пашка, стараясь не переломать в корнях ноги, пробрался к мальчишкам. Сразу множество рук, загорелых и в веснушках, в цыпках и в порезах, потянулись к нему, и Пашка пожал каждую. Кто-то сунул ему рогатку. Пашка растерянно повертел её: выстругано не очень аккуратно, но старательно, а чёрная резинка крепкая, тугая, с широким ложем для снаряда.

– Умеешь стрелять? – спросил веснушчатый мальчишка.

– Да чего б он не умел! – вступился за Пашку другой. – Из рогатки все умеют.

– Ага, особенно ты, – поддразнили заступника.

– Да я и не буду стрелять. – Пашка попытался растянуть резинку, но не смог. – Жёсткая!

– Не, – сказал Арман, – рогатки тогда не твоё. Может, в разведку хочешь?

Пашка подумал и сказал:

– В разведку хочу. Если там стрелять не надо.

– Не надо, – заверил Арман и махнул в сторону луга. – Иди вон к Рыжему.

Отряд сразу загалдел всякое подбадривающее:

– Ничего! Быть стрелком непросто.

– Разведчики тоже нужны! Без разведки какая война?

Пашка попытался вернуть рогатку, но никто её не взял.

– Оставь, – посоветовали. – Вдруг ещё передумаешь.

– Или пригодится!

– Ладно, – Пашка сунул рогатку в карман уже порядком замызганных шорт и пошагал к лугу, мимо Брюса и его бегунов. Теперь, пристроенный, он не боялся Брюса, и когда тот окликнул его, явно желая затянуть в свой бесконечный бег по кругу, просто ответил:

– Я разведчик!

Брюсу этого хватило, чтобы отстать. Видимо, разведчикам не обязательно метко стрелять или быстро бегать. Хотя рогатку ему всё-таки навязали, и теперь она раздражающе хлопала Пашку по ноге. И чем она ему пригодится, интересно? Пашка решил, что просто передарит тому, для кого стрелять в порядке вещей. А ещё лучше – совсем выкинет. Да, именно выкинет.

Зайдя по самую шею в пряное луговое разнотравье, Пашка размахнулся и со всей силы запустил рогаткой. Прощай, оружие!

– Ой! – вскрикнул кто-то. Среди колокольчиков и чертополоха показался высокий лоб Тадзи с длинной красной ссадиной, а следом рука Тадзи. Рука потёрла лоб. Тадзи увидел Пашку и нахмурился:

– Это ты, что ли, палками кидаешься?

– Вообще-то, рогатками, – уточнил Пашка. – Прости, я не хотел.

То там, тот тут, как грибы, из травы выглянули и другие мальчишки. Словно индейцы, они окружили Пашку.

– Всю операцию мне сорвал, – жаловался Тадзи. – Ещё и шишку набил.

– Прости, – опять повторил Пашка. – Вы разведчики, да? Меня к разведчикам… Ай!

Кто-то подкрался сзади, схватил его за плечи и сильно дёрнул вниз. Пашка завалился, перекатился на живот – на него тут же уселись и крепко схватили за руки.

– Попался, – довольно сказал Рыжий. Он сидел верхом на Пашке и прижимал его острыми коленками к земле.

– Ты чего? ! Отпусти!

– В разведчики захотел, да? А для разведчика знаешь, что самое главное?

– Не быть рыжим? – простонал Пашка.

– Незаметность, – припечатал Рыжий.

– Ну, вообще-то, – раздался вдруг тихий голос Флориана, – ты, Рыжий, очень заметный…

– Ой, умные все какие! – командир отряда всё-таки смилостивился и отпустил Пашку. – Давай называй три качества хорошего разведчика – тогда примем.

Другие мальчишки подбежали ближе, навострили уши, а Тадзи забыл про своё ранение.

Пашка нахмурился, пытаясь вспомнить хоть что-то про разведчиков. Флориан подбодрил его кивком. И тут в чёрной дыре, которая зияла теперь вместо прошлого, вдруг всплыла полка с книгами. Где Пашка видел эту полку раньше и что за книги на ней стояли, он не знал, но этот проблеск воодушевил его.

Читать похожие на «Голубиные дети» книги

Бурмин, ветеран первой русской войны с Наполеоном и сражения под Аустерлицем 1805 года, возвращается оттуда не совсем тем, кем был. Молодого помещика начинают мучить странные приступы: обостряется обоняние, тело перестаёт слушаться, а затем следует беспамятство. Он проводит годы в уединении, скрывая своё превращение. Случайная встреча с былой любовью пробуждает в нём старое чувство – и Бурмин возвращается в свет. В смоленском обществе будто ничего не изменилось, но в воздухе повисло смутное

Финальная часть «Дети змей, дети волков» трилогии Янины Волковой. Смутные времена наступили в Чертоге Зимы. Не могут решить северяне, кому суждено стать следующим конунгом. Требуют поединок, где прольется кровь недостойного. Но возвращается домой Ренэйст Белолунная. Она проделала долгий путь, преодолев пески золотые и воды холодные, и готова занять трон. Однако не успокоятся викинги, пока не докажет наследница, что достойна титула своего. Не сравнится с Белолунной никто в бою, да только

Продолжение истории Ренэйст Белолунной, воительницы и юной наследницы северных земель. На этот раз ей придется пойти на примирение с давним врагом, ведуном Радомиром, вместе с которым они попали в плен к жестокому султану Саиду. Чтобы выжить в неволе, в незнакомом крае золотых песков, Рена и Радомир должны объединиться и поддерживать друг друга. Тем временем на севере, в Чертоге Зимы, в погоне за властью назревает политический конфликт… Потрясающий авторский слог, обилие мифологических отсылок,

Валя любит океан и бабушку, энциклопедию про водный мир и гулять с Линой. А ещё она глухая. Где-то когда-то оборвалась ниточка, что связывает человека с целым миром. Валя живёт словно под толщей воды, и сигналы, которые она шлёт Лине сквозь океан, застревают в пустоте. «Кит лежит на берегу, на мокром песке, ещё живой, но одинокий. Солнце подсушивает ему бока, люди пялятся и даже не знают, что он плачет, глухие тетери. Зато его плач слышит весь океан. Одинокий кит зовёт другого кита. Валя зовёт

В старинных легендах говорится, что раньше мир был другим. Им правили могущественные боги, а солнце и луна сменяли друг друга, являя миру день и ночь. Но все исчезло, обратилось в сказки, легенды и притчи. Нет больше богов, а солнце и луна застыли на небосводе, далекие и безучастные. Расколотый надвое мир привыкает к новым законам. Одни живут в тепле и вечном лете. В зимнем холоде и льдах обитают другие. Чтобы выжить, им придется объединиться. И однажды вновь задуют ветра и восстановится

Время не властно над истинным чувством. Двадцать лет назад у Алекса и Юлии был короткий роман, и хотя Алекс ничего не забыл, все эти годы ему казалось, что его чувство к Юлии давно им пережито и осталось лишь в воспоминаниях. Но ему еще предстоит найти ответы на важные для него вопросы – любил ли он Юлию и что могло для них значить ее романтическое «всегда». В поисках ответов Алекс отправится в полное приключений и ярких впечатлений путешествие, увидит Россию и даже спасет жизнь любимой.

Проблемы во взаимоотношениях с детьми бывают у всех. «Почему ты не слушаешься, почему так себя ведешь?» – подобные упреки знакомы каждому ребенку. И каждый родитель иногда чувствует бессилие, когда не может «достучаться» до сына или дочери. Но может быть, все дело в том, что взрослые не всегда знают, КАК донести до ребенка свои мысли и чувства и КАК понять его? Эта книга – разумное, понятное, хорошо и с юмором написанное руководство о том, КАК правильно общаться с детьми (от дошкольников до

В далеком будущем ученые организовали проект «Возвышение», руководителем которого стала Аврана Керн. Вместе с другими терраформаторами она приняла решение заселить несколько планет обезьянами, зараженными нановирусом, который стимулирует развитие интеллекта. Эксперимент по наделению животных разумом был практически завершен. Но в планы ученых вмешались фанатики из движения Non Ultra Natura. Террорист взорвал орбитальную станцию и космический челнок с обезьянами. Во время взрыва погибли все

Это история Якоба Баха – старого российского немца, учителя немецкого языка в школе колонии Гнаденталь. Он живет отшельником на одиноком хуторе, воспитывает дочь Анче и пишет удивительные сказки. И только в них он может поделиться собственными надеждами, мечтами, болью, страхами и любовью. Своими воспоминаниями… Истории Якоба – это истории самой страны. Времена лихолетья, голод, репрессии, невиданные урожаи и вместе с тем голодные будни, отчаяние и страх. Но при всем этом старый немец все еще