Фабрика игрушек. «Дымные» рассказы - Максим Васюнов

– А что за уазик? – я реально не сразу вспомнил.

– Ну как же? Вы еще там написали свое акаб, All Cops Are Bastards, – расшифровал Задоев на хорошем английском и тут же на полупьяном русском перевел: – «Все копы ублюдки». Кажется так, да?

Разговор мне начинал нравиться. Еще больше мне понравилось, что он быстро подкурил мою сигарету и больше ничего не говорил.

Бьюсь об заклад, что он в тот момент вспоминал – старики легко поддаются на провокации памяти. Я тоже вспоминал – это было время, о котором вспомнить не грех.

В дверь постучались. Задоев кашлянул. Майор из угрозыска открыл двери: его глаза смеялись – только что он увидел что-то очень забавное.

– Григорич, привезли. Иди глянь, я валяюсь! – майор заржал и пошел в сторону выхода, дверь за собой не закрыл.

Во дворе стояла привезенная от стадиона милицейская машина. Задоев сразу же вслух на нее выругался: «Шалава» (с тех пор эту машину так и называли все милицейские, до самого списания). В оценке Задоев был точен. Именно так выглядят пойманные в ночных рейдах шалавы – с подбитыми глазами (машина была без фар), с царапинами по всему телу (железо уазика знатно покоцано), с глубокой раной от ножа или розочки в районе живота (вмятина в водительской дверце говорила, что машина упала на каменную урну или на шлакоблок), с наколкой на плече или на голени (на правой дверце красовались выписанные черным баллоном четыре английские буквы).

Задоев ничего не говорил, курил молча, соображал, что теперь делать. И с машиной, и с той шпаной, что так ее расхерачила. Он уже знал, что задержать пока никого не удалось: ребята работают, конечно, но кого там выловишь, если даже сами эти ребята не запомнили лиц. Можно, конечно, повязать тех, кто уже известен из этих так называемых «ультрас», но тогда надо найти причину. Сказать, что за перевернутый уазик – нельзя, смеху будет на всю область, да и вопросы от начальства прилетят – куда смотрели?

Один экипаж на целый стадион – это и правда тупость. Но кто ж знал-то.

В тот день на матч пришел практически весь движ. Даже новеньких полно было. Все знали – на дерби всегда весело. Наши играли с командой из областной столицы, там фанатья раз в десять больше. И все они приехали к нам. Сто тридцать километров – не расстояние, как в соседний район на выезд сгонять.

Уже с утра весь парк у стадиона был наполнен парнями с розами и на брендах. То есть, с шарфиками цветов любимой команды и в одежде котируемых в околуфутбольных кругах фирм.

Пили пиво, пели песни, скандировали кричалки, гоняли местную гопоту и разводили телок на приятные десятиминутки тут же в кустах, особо романтичные уходили куда-то к пруду на другом конце парка.

В общем, ничего вызывающего не происходило. Довольно в мирной атмосфере ждали матча.

Первый тайм тоже прошел спокойно, красиво даже. Секторы гостей и мы накрылись широченными цветными баннерами, на которые к концу матча дождем падали искры зажженных файеров. Заряжали здраво: от наших скандирований временами дрожал дым заводских труб – за нашим сектором начиналась промзона. В общем, и на стадионе мы были молодцами, перед гостями – не в грязь лицом.

Откуда только появилась эта тетка в форме, с жопой, как мешок с футбольными мячами! Никто не вспомнил потом, с какой стороны трибун она подошла – может, сверху упала.

Был перерыв, половина разбежалась под трибуны.

– Вам, – говорит, – по сколько лет всем? Несовершеннолетние, – говорит, – есть? Сюда подходите!

Ага, разбежалась! А что касается несовершеннолетних, то тут только такие и были. У нас движ молодой, только-только начали тогда в группировку сбиваться.

– Я что, не по-русски говорю?

– А вы что, другие языки знаете? – съязвил Лещ. Он уже на первом курсе универа учился, о чем всем рассказывал, особенно после двух-трех банок пива.

– А ты что, самый умный? – наехала бабища.

– Да, в университете учусь.

– Сюда подошел! – заводилась бабища.

– На х. .й иди, – заводился Лещ. Ему не понравилось, что какая-то шмара на него орет. Да и кому понравится такое в семнадцать лет?

Милая женщина со стройной фигурой (как потом выяснилось – из отдела по делам несовершеннолетних) сама была виновата во всем случившемся после.

– Вы у меня отсюда не выйдете, все поедете в обезьянник, там я вас буду посылать! – кипела дама.

– Как мы поедем, если не выйдем? Вы где учились? – продолжал язвить Лещ под дикий хохот заполняющегося сектора.

И ведь не обманула. Обиделась, вероятно, сильно. После матча у выхода нас ждал автобус, почему-то ПАЗ, хотя нас человек сто щей было. И человек триста приезжего фанатья – тоже молодого, наглого, пьяного. Помимо всего прочего, они были на выезде, а значит – гораздо смелее.

Автобус упал как-то вдруг сразу. Хорошо, водителя не было – курил рядом. Тяжелый грохот стукнувшего об асфальт железа и разбивающегося стекла подбавил нам адреналина. Над парком понеслось дружное сплоченное скандирование всех сотен щей: «Мусора, сосать! » Зажглись, будто специально оставленные для этого случая файеры. И, как по команде, дружно полетели в стоящий тут же милицейский уазик. Водитель включил сирену, выбежал из машины. Странно, что он никак не отреагировал, когда упал автобус. Да и теперь особо на рожон не лез – наши парни прямо на его глазах раскачали и уронили его «рабочее место». Заряды «Мусора, сосать! » повторялись все чаще.

Тут кто-то увидел в окне раздевалки под трибуной ту красотку, что испортила всем настроение. Вмиг окно было осыпано градом бутылок и камней. Особо рьяные хотели даже залезть в раздевалку, но их остановили – потасовка потасовкой, но не бить же морду бабе, пусть даже такой тупой?

Когда где-то с дороги послышались сирены, все четыре сотни парней подорвались и довольно быстро рассосались по большому парку, а кто-то сразу подался в сторону промзоны.

Я был один из тех, кто знал эти места – сам жил в том районе, – и потому сбежал через завод.

Задержали в тот день только несколько человек из приезжих, но тут же отпустили – потому что, конечно, они сказали: «Ё-моё, мы сами в шоке от этих дебилов, спасибо, что вы хоть быстро приехали. А то мы думали, всё, кранты нам! Спасибо, ребят, честное слово, спасибо! » Тогда еще наши менты не были знакомы с околофутболом, им можно было заливать все что хочешь – они верили самым глупым, наигранным интонациям и выражениям лица. Даже если бы кто-то плакал и в это же время рисовал маркером на рубахе мента член, то его бы вряд ли задержали.

Были времена!

– Да, были времена, – следовало продолжать разговор с Задоевым. Я подсел к нему поближе, чтоб не перекрикивать клубные басы и визжащих на танцполе баб. – Ну, вы же не в обиде?

– Да что ты! – отмахнулся Задоев. – Теперь есть хоть, о чем вспомнить. А то одни ушлепки да бытовуха.

– Тогда за встречу! – и мы опрокинули по стопке.

– А я тогда долго думал, что же с вами делать, – стал закусывать воспоминаниями Задоев. – Да если честно, тогда не знал, за что и хвататься. И людей не было. Время, сам помнишь, какое. Нарколыги, разбой, разборки. Нет, конечно, если бы вы просто кого побили из наших, мы бы сорвали весь город, но за машину позориться не хотелось. Сами разберемся.

Пенсионер начал разгоняться – оказалось, что он чересчур болтлив. И не так интеллигентен, как рисовался до этого.