Бенериб – сладкая сердцем - Ольга Тишина

Приди о милосердная.

Пробудись и внемли мне, ибо я призываю тебя

священными словами и со смирением в сердце.

Текст она выучила наизусть, и ясно понимала, его значение. Девушка взывала к богине Хатхор, воплощению небесной коровы Нут – матери богов, об исцелении бренного тела. Древняя магия, в которую верили египтяне.

Стало совсем темно. Свет, что проникал сюда через узкую щель у потолка, исчез. Для ночи было еще очень рано. Скорее всего, тому виной пылевая буря, накрывшая храмовый комплекс, – подумала Ия.

Пещеру заполнил терпкий запах благовоний. От них немного кружилась голова. Неожиданно сердце заколотилось, как затравленный зверек, но Ия, вдохнув и выдохнув несколько раз, справилась с этим, и продолжила читать заклинание.

Вдруг, на последних словах, перед глазами все поплыло, к горлу подкатила тошнота. Она не устояла на ногах и упала.

«Что со мной? », – мысли метались, как летучие мыши, недавно потревоженные ее появлением. – «Почему я не чувствую себя, ничего не ощущаю, не вижу, и не слышу? ».

Обрушилась паника. Ия захотела кричать, но рот исчез, как исчезло все остальное тело. Были лишь одни мысли, что еще держали сознание в этом мире. Но и они стали истаивать, исчезать и девушка провалилась в «ничто».

***

Цепь загремела и заставила вынырнуть из небытия. Ия открыла глаза и огляделась. Все те же каменные стены, еле видимые в свете луны, сочащей свои бледные лучи сквозь крохотное оконце под потолком комнаты.

«Сколько же прошло времени», – мысль, что пришла в ее воспаленный от голода и жажды мозг, была не нова. Это были четвертые или пятые сутки, проведенные в древнем храме, и лишь ощущения смены дня и ночи не давали окончательно потеряться во времени, и возможно не сойти с ума.

Единственным предположением, откуда взялись тяжелые цепи, была чья-то злая шутка. Пока она была без сознания, кто-то приковал ее. Но кто? Кто мог быть столь жесток и циничен? Профессор? Стю? Ведь ни с кем другим она не успела еще толком и познакомиться.

Ия сглотнула. Во рту давно пересохло, губы потрескались. Она облизала их, почувствовав теплый солоноватый вкус крови. Руки онемели от тяжелых цепей, запястья, закованные в кандалы, ужасно саднило.

Вода, что покрывала щиколотки ног куда-то исчезла, пол был сух. Ия ощущала его стопами ног, причем обеими. Откуда-то, наверно от усталости и изнеможения пришла ложная память давно ампутированной ноги. Такое и раньше бывало, но редко и не так сильно. Теперь же она чувствовала несуществующую ступню, и все более нарастающую в ней боль.

Крохотное окно, еле пропускавшее свет, оставалось единственной надеждой на спасение, на то, что ее могли услышать и освободить из этого плена. Но надежда таяла с каждой минутой. Девушка давно сорвала голос и теперь могла лишь шептать. Долгая жажда еще больше сковала горло, лишая возможности громко позвать на помощь.

Несколько раз ее посещали галлюцинации. Она вдруг слышала чьи-то голоса, или шум, напоминавший скрип колеса, или мычание коровы, или далекие крики верблюдов и ослов.

Ей хотелось заплакать, но слез не было. Организм не мог позволить тратить драгоценную влагу на подобную роскошь. Еще хотелось просто сесть на пол. Но даже этого она сейчас была лишена и могла лишь безвольно висеть на цепях. От этого руки затекали и немели.

Ия закрыла глаза. Перед внутренним взором все полыхало. Она почувствовала, как сознание опять уплывает, и не в состоянии противиться этому, снова провалилась в небытие.

Глава 3

Лязгнул засов. Ия уже смирилась с галлюцинациями, и не обратила на звук никакого внимания. Она пребывала в том полуобморочном состоянии, когда в голове практически не остается никаких мыслей. Но легкое колыхание воздуха заставило очнуться, поднять бессильно опущенную голову и посмотреть в сторону, откуда раздался звук.

Краем сознания она подумала, что к слуховым галлюцинациям теперь прибавились еще и тактильные, и, кажется, не ошиблась. Даже более того, появились зрительные видения. Иначе откуда здесь, в этих подземных катакомбах, взялась дверь.

Тем временем «несуществующая» дверь широко распахнулась, и в комнату вошли двое. Свет факелов отражался на их темной, будто натертой маслом или жиром глянцевой коже. Мужчины были практически обнажены. Вся их одежда состояла из коротких набедренных повязок и широкого обруча на шее. Голову покрывали полосатые клафты – платки, завязанные за ушами. Ия видела подобные головные уборы на фотографиях древних фресок, в огромных количествах заполнявших рабочий стол дяди.

Мужчины подошли к девушке, ослепив ее светом факелов и один из незнакомцев грубо произнес:

– Харлах.

– Пожалуйста, помогите! – прошептала она и почувствовала, как запястья освобождаются от тесных оков. Если бы не сильные руки, подхватившие ее вовремя, Ия бы упала.

– Дкама, – сказал тот, в чьих объятьях она оказалась. Его голос был мягче, и в нем явно сквозило сочувствие.

– Илхи сари, – проворчал другой мужчина, – Адха.

Они крепко ухватили ее под руки, и вывели из пещеры.

Длинные переходы и коридоры казались нескончаемыми. Иногда, навстречу попадались какие-то полуголые люди. Они, как безумные, шарахались и прижимались к стене, и на их лицах появлялось странное выражение из смеси жалости и страха.

Наконец, у огромных створок, обитых металлом, путь их закончился. Один из ее освободителей громко стукнул в дверь, и на высоте среднего человеческого роста открылось окошко. Ия зажмурилась от яркого света. На улице был день и светило солнце.

– Афтах! – приказал тот, что стучал. В квадратном проеме показалась лицо. Чей-то цепкий взгляд окинул всех троих и, удовлетворившись тем, что увидел, исчез. Смотровое окно закрылось. Тут же, створки дверей поехали, впуская в темное помещение солнечный свет.

Девушка поспешно закрыла глаза. Она знала, что после нескольких дней проведенных в темноте может обжечь радужку и ослепнуть. Так, с закрытыми веками, ведомая сильными руками она вышла из опостылевших развалин.

Буквально сразу ее окружили звуки и запахи. Ия не понимала что происходит, куда делась та тишина, что царила в день ее приезда. Неужели, сегодня, когда наконец-то ее нашли и спасли, в некрополе случился наплыв посетителей? Она еще боялась открывать глаза, и не знала, куда ее ведут эти двое туземцев. Ия пробовала говорить с ними на английском и даже на русском, но они молчали, не сказав больше ни слова, кроме тех, нескольких, что произнесли в пещере, и у высоких створок выхода.