Бенериб – сладкая сердцем - Ольга Тишина

– Хекау зовет, – Тиа показала пластину. – Прямо сейчас.

Глава 6

Ия проснулась от запаха еды. Она открыла глаза и увидела вместо нормального потолка неровный каменный купол, припертый деревянными перекрытиями.

– Проснулась?

Девушка села. Хозяйка хлопотала у очага, снимая с него небольшой медный котел, от которого поднимался пар. Запах пищи заставил желудок громко заурчать.

– Проголодалась? – женщина протянула деревянную миску и ложку. – Ешь, – в голосе слышался приказ, хотя, как поняла Ия, это был обычный тон старухи.

– Скоро придет Тиа, – сказала Хекау, когда девушка утолила голод. – Она приведет писца, он составит завещание. Тебе не понадобится наследство Имандеса, теперь твое место в храме Амаунет-Ра.

– Какое наследство? – Ия не понимала, о чем говорит эта женщина.

– Хат Имаи, ее бренное тело, теперь сосуд для нового воплощения богини Тефнут, – объяснила Хекау. – Поскольку воплощение еще совсем новорожденное, богиня не помнит ничего. Жизнь в храме поможет ей познать себя на земле, в подлунном мире. Думаю, величайшая соизволила вкусить радости жизни простых смертных, – заключила она.

– Я не хочу! – девушка топнула ногой, той самой, что сейчас, совершенно волшебным образом оказалась здоровой. Она уже смогла, как следует себя рассмотреть. Да, это чудо! Древнее колдовство помогло. Ия совершенно здорова и даже стала красавицей. Ее биологический возраст не больше пятнадцати-шестнадцати лет. Это шанс начать жизнь заново, и она не собиралась похоронить себя в храме, каким бы распрекрасным он не был.

– У тебя нет выбора, – старуха остудила ее пыл. – Отец Имаи умер. Его новая жена Мегара подкупит кого-нибудь из служителей и оставит тебя ни с чем. Я знаю, у нее есть любовник, влиятельный вельможа при дворе Рег-Аа и подозреваю, что эти двое причастны к смерти Имандеса, и позору его дочери и наследницы. Мегара будет тебя искать, а когда найдет, поверь, сживет со свету. Лучшее на что ты можешь рассчитывать, это остаться живой и стать попрошайкой-нищенкой или хему нисут – работницей в поле. Ты ведь больше ничего не умеешь? – прищурилась старуха.

– Давайте как-нибудь без ваших советов обойдемся, – вспылила Ия. – Да, я вам благодарна за кров и приют, но это не значит, что теперь меня нужно заточить в монастырь. Я взрослая и самостоятельная женщина. В конце концов, у меня есть дядя, он поможет, – девушка гнала от себя мысли, как будет объясняться со своим родственником. Сейчас ее даже мало волновал вопрос, как вообще она сможет выехать из Египта, по каким документам. Ощутив себя в новом, совершенно здоровом теле, Ия словно опьянела от нахлынувших эмоций, все казалось простым и естественным.

– Кстати, меня давно уже ищут! – воскликнула она. – Мне нужно вернуться на раскопки, в Абидос. На чем я могу доехать? – девушка вопрошающе глянула на хозяйку жилища.

Какое-то время, Хекау смотрела на нее как доктор на умалишенного. Потом, внезапно упала перед девушкой на колени, и протянула к ней руки:

– О, милостивая царица богов! – запричитала она. – Я молю Ра, Аментет, Наунет, Бат, Сиа и всех богов и богинь нашего сладостного края. Да ниспошлют они тебе жизнь и дух, чтобы он был здоров!

Старуха встала, отряхнула коленки и уже спокойным тоном продолжила:

– В мире много злых людей и Величайшая подвергает опасности это человеческое, бренное тело. Богине нужна защита, пока она еще не освоилась здесь. И я, ее верная жрица, и служительница обязана ей помочь.

Девушка вздохнула. Похоже, женщина вбила в голову, что она, Ия, воплощение какой-то богини. Нужно было отсюда скорее бежать, иначе все плохо закончится. Ей не совсем было ясно, почему они с Хекау понимают друг друга, но и эта загадка, возможно, как-то объяснялась. К тому же Ия не сомневалась, что сможет самостоятельно добраться до Абидоса, теперь, со здоровой ногой и красивым лицом, ей это не составит труда. Но мысли о побеге прервал шум и в комнате появились трое.

Одна из них, девушка, показалась смутно знакомой. Ия вспомнила, что именно она привела ее сюда, к Хекау. Кажется, девушку звали Тиа.

Двое других оказались мужчинами. Первый, молодой парень, очень загорелый и симпатичный. Темные волосы коротко пострижены, на развитых от физических упражнений мышцах, от плеча, до кисти рук, набита тонкая линия татуировок, в виде непонятных символов, настолько мелких и плотных, что казались просто вязью. Из одежды на нем красовалась лишь набедренная повязка, доходящая до колен и плетеные сандалии.

Второй мужчина выглядел много старше. Он был одет в длинную рубаху белого цвета, перехваченную на поясе широким ремнем. Черные, ровно постриженные волосы достигали середины шеи. Темные глаза обрамляли густые брови. Под мышкой мужчина держал плоский предмет, оказавшийся складным письменным столиком.

– Да будет в твоем сердце милость Ра! – поклонился он Хекау. – Да ниспошлет он тебе счастливую старость! Да проведешь ты оставшуюся жизнь в радости и достигнешь почета! Губы твои здоровы. Твой глаз видит далеко. Проведи же счастливый день, о, жрица!

Хоть и с трудом, но Ия поняла все, что сказал этот человек. Она изучала древнеегипетский, с тех самых пор, как в ее голове зародилась мысль обратиться к магии и просила дядю переводить некоторые тексты, в том числе и правильно их произносить и сейчас могла поклясться: этот человек говорил именно на мертвом языке. Так же, как и Хекау, и те двое, освободившие ее вчера, и тот мужчина, что говорил с ней потом, на площади.

В голову закралась мысль, что «кино» продолжается, что это спектакль, с множеством актеров, и она, каким-то непонятным образом, принимает во всем этом участие. Грандиозное реалити-шоу! Вот что это! Нет никакой магии, нет никакого исцеления. Все обман, сплошной обман!

Ия застыла от этой, пронзившей все ее естество мысли. Но вокруг все продолжало жить и двигаться.

Мужчина, что был постарше, разложил складной столик и сел за него, подложив под себя любезно предложенную ему хозяйкой циновку, достал из поясной сумки тростниковую палочку и небольшую, круглую чернильницу, выточенную из цельного камня, приготовил лист, очень похожий на папирус. Рядом, обильно смочив предварительно водой, поданной ему в небольшом сосуде все той же Хекау, он положил прямоугольную глиняную табличку, с совершенно гладкой поверхностью.