Хроника Убийцы Короля. День первый. Имя ветра - Патрик Ротфусс

– Ну, на самом деле, вероятно, их чеканят по одному… – я осекся под его недовольным взглядом. – Да, конечно.

– То есть их по-прежнему что-то связывает, да?

И он снова посмотрел на меня.

Вообще-то я был не согласен, но счел за лучшее не перебивать.

– Да.

Он положил монетки на стол.

– Значит, когда ты передвинешь один, второй тоже передвинется, верно?

Я согласился, чтобы не нарушать ход рассуждений, и потянулся, чтобы передвинуть одну из монет. Но Бен остановил мою руку и покачал головой:

– Сперва надо им об этом напомнить! Убедить их надо на самом деле.

Он достал миску и уронил туда тягучую каплю сосновой смолы. Окунул в смолу один из драбов, прилепил его ко второму, произнес несколько незнакомых слов и медленно развел монетки в стороны. Между ними потянулись нити смолы.

Один драб он положил на стол, второй оставил у себя в руке. Потом пробормотал еще какие-то слова и расслабился.

Бен поднял руку – и лежащий на столе драб повторил его движение. Он поводил рукой из стороны в сторону, и бурая монетка заплясала в воздухе.

Он оторвал взгляд от меня и посмотрел на монету:

– Закон симпатии – одна из основ магии. Он гласит, что чем больше общего между двумя предметами, тем прочней симпатическая связь. Чем прочней связь, тем легче им влиять друг на друга.

– Твое определение замыкается само на себя.

Бен положил монетку на стол. Мина надменного наставника сменилась улыбкой, и он принялся оттирать смолу с рук тряпкой – без особого успеха. Он поразмыслил:

– Довольно-таки бесполезная штука, ага?

Я осторожно кивнул – я привык, что на уроках Бен то и дело задает коварные вопросы.

– Ты бы небось предпочел научиться призывать ветер?

Он стрельнул глазами в мою сторону, что-то пробормотал, и холщовый тент фургона зашелестел у нас над головой.

Я невольно расплылся в алчной, волчьей ухмылке.

– Увы, э-лир, увы! – Он ответил мне такой же волчьей, свирепой усмешкой. – Чтобы научиться писать, сперва надобно выучить буквы! Чтобы играть и петь, сперва надо научиться перебирать струны!

Он достал клочок бумаги и нацарапал на нем пару слов.

– Вся штука в том, чтобы твой алар оставался неколебимым. Надо верить в то, что они связаны. Надо твердо знать, что они связаны!

Он протянул мне бумагу:

– Вот тебе то, как это произносится, в фонетической транскрипции. Это называется «симпатическое связывание параллельного движения». Упражняйся!

Теперь он больше прежнего был похож на волка: старый, седой, безбровый…

Он ушел мыть руки. Я очистил свой разум, воспользовавшись «каменным сердцем». Скоро я парил в море бесстрастного покоя. Я склеил два кусочка металла сосновой смолой. Мысленно зафиксировал алар, веру крепкую, как вера в бич, в то, что оба драба составляют единое целое. Я произнес слова, разлепил монеты, произнес последнее слово и стал ждать.

Никакого прилива силы я не испытал. Никакой вспышки жара или холода. Никакого ослепительного луча света не увидел.

Я был изрядно разочарован. Ну, настолько, насколько я был способен испытывать разочарование в состоянии каменного сердца. Я поднял монетку, которую держал в руке, – и монетка, лежавшая на столе, сама собой поднялась на ту же высоту. Ну да, это была магия, никаких сомнений. Но я не испытал ожидаемого восторга. Я-то ждал… Не знаю, чего я ждал. Это было не то.

Остаток дня я провел, экспериментируя с простейшим симпатическим связыванием, которому научил меня Абенти. Я узнал, что связать между собой можно почти все что угодно. Железный драб и серебряный талант, камень и ломтик яблока, пару кирпичей, комок земли и ослиного навоза… У меня ушло часа два на то, чтобы сообразить, что смола тут вовсе и ни к чему. Я спросил у Бена, и Бен сознался, что это просто чтобы помочь сосредоточиться. Он, кажется, был удивлен, что я догадался об этом сам, без подсказки.

Давайте я в двух словах объясню суть симпатии, все равно вам, скорее всего, никогда не потребуется ничего, кроме как понимать в общих чертах, как это действует.

Ну, во-первых, энергия не может быть ни создана, ни уничтожена. Когда поднимаешь один драб, а второй при этом поднимается со стола, тот, что у тебя в руке, весит столько, как если бы ты поднимал два драба, потому что на самом деле так оно и есть.

Это теоретически. На практике ощущение такое, как будто поднимаешь три драба. Любая симпатическая связь несовершенна. И чем больше разница между предметами, тем больше энергии теряется. Ну, представьте себе дырявый желоб, ведущий к водяному колесу. В хорошей симпатической связи протечек совсем мало, большая часть энергии используется по назначению. Плохая связь полна дыр, и лишь малая часть вложенных усилий уходит именно на то, что ты хочешь сделать.

Например, я пытался связать кусок мела со стеклянной бутылкой с водой. Общего между ними было очень мало, и, несмотря на то что бутылка весила всего пару фунтов, когда я попытался поднять мел, было такое ощущение, что там фунтов шестьдесят. А самая лучшая связь получилась у ветки, которую я разломил пополам.

После того как я освоил эту малую частицу симпатии, Бен принялся учить меня остальному. Десятью десять симпатических связываний. Сотня мелких уловок для направления энергии. Все это было как новые слова в обширном словаре, который я только-только начал осваивать. Довольно часто это бывало скучно. Я вам и половины рассказывать не стану.

Бен продолжал понемногу давать мне уроки и в других областях: истории, арифметике, химии… Но я алчно хватался за все, чему он мог меня научить в области симпатии. Тайнами своими он делился скупо, каждый раз заставляя меня демонстрировать, что я как следует освоил предыдущее, прежде чем идти дальше. Однако у меня, похоже, был дар к этому делу, выходящий за пределы моей природной склонности впитывать любые знания, так что ждать мне приходилось не слишком долго.

Я не хочу сказать, что путь всегда был гладким. То же самое любопытство, которое делало меня таким жадным до знаний учеником, частенько приносило мне неприятности.