Семь раз отмерь - Джеймс Чейз

– Нет, погоди-ка минутку…

– Молчи! Ты приглашен. Будешь моим гостем. Ты можешь либо принять приглашение, либо остаться дома, но лично я еду!

– Но, милая, будь же благоразумна. Мы все в долгах. А поездка обойдется в целое состояние.

– Лепски! Это ты весь в долгах! А я – нет! Так ты едешь со мной или как? Если едешь, то в следующий четверг мы летим в Париж. Если ты не примешь моего предложения, я полечу одна. Так как же?

Лепски принял предложение.

– Только попробуй теперь меня не взять, детка, – сказал он, вскакивая с места, обежал вокруг стола и поцеловал ее.

Она обняла его:

– Как же это чудесно! Ой, Том, мы будем рассказывать об этом до конца своих дней! Я куплю фотоаппарат. Только представь себе, как разинут рты соседи, когда я покажу им фотографии!

Лепски просиял. Больше всего на свете он любил произвести впечатление на соседей.

– Ага. Париж, значит? Монте-Карло, значит? Швейцария? Господи, ну и присяду же я завтра Максу на уши!

– Сколько хлопот мне предстоит! – мечтательно проговорила Кэрролл. – Первым делом посоветуюсь с Мирандой. Хочу, чтобы она наметила маршрут. Мы с ней вместе работали в «Американ экспресс», и она свое дело знает. Затем надо купить одежду! Только подумай! У меня нет ни одного приличного платья!

Лепски дернулся:

– Нет, послушай, детка, не увлекайся слишком. Мы же не хотим превысить бюджет.

– Молчи! И вот что я тебе скажу, Лепски. Я и тебе куплю одежду. Я не поеду с тобой, если ты будешь выглядеть оборванцем.

Лепски оцепенел:

– Это ты меня называешь оборванцем? А что не так с моим гардеробом? Мне не нужны вещи! Оборванец? Что это ты имеешь в виду?

Кэрролл вздохнула:

– Просто помолчи уже. Ты будешь выглядеть у меня как приличный и симпатичный муж, а не как коп.

Лепски вопросительно изогнул бровь:

– Симпатичный, значит?

– Ужасно симпатичный и сексуальный.

Лепски выкатил грудь колесом:

– Ага. Наверное, мне стоит приодеться. Симпатичный и сексуальный, значит? Ну ладно, детка, давай потратим немного денег. – Он помолчал, а затем принюхался. – У нас что-то горит?

Кэрролл испустила сдавленный крик:

– Мой яблочный пирог!

Она вскочила и бросилась в кухню. Услышав отчаянный вопль, который Лепски слышал так часто, он схватил салфетку, чтобы заглушить сиплый смешок.

Глава вторая

Герман Радниц сидел в тени навеса на террасе пентхауса отеля «Бельведер», изучая какой-то юридический документ. Из-за набрякших век, крючковатого носа, почти безгубого рта и пятнистой кожи на лице, а еще из-за короткого, жирного туловища Радниц напоминал омерзительную жабу. Он никогда не переживал из-за своей внешности. У него имелись деньги и власть, и его забавляло то, как все мужчины и женщины вокруг, особенно женщины, расстилаются перед ним.

Этим утром он подготавливал сделку, которая принесет ему еще денег. Оставалось несколько юридических проблем, требовавших решения, однако Радниц был мастер решать юридические проблемы. Он поднял голову, и в его глазах под набрякшими веками отразилось раздражение, когда на террасу беззвучно шагнул Густав Хольц, его секретарь.

Густав Хольц, мужчина лет пятидесяти, был высоким, худощавым, лысоватым, с глубоко посаженными глазами и жестким ртом. Этот математический гений, не ведающий моральных принципов, свободно владел восемью языками и отлично разбирался в политических тонкостях. Для Радница он был незаменим, как правая рука.

– В чем дело? – резко проговорил Радниц. – Я занят!

– Пришел Клод Кендрик, сэр, – сообщил Хольц. – Вы хотите его видеть? Мы договаривались, что он придет сюда сегодня утром.

Радниц отложил документ:

– Я его приму. – Он указал на документ. – Взгляните на это, Хольц. Десятый пункт. Мне он не нравится. Мы должны придумать что-нибудь получше.

Хольц взял документ и вернулся в пентхаус. Спустя миг на террасе появился Кендрик с портфелем, облаченный в безукоризненный льняной костюм небесно-голубого цвета и в старательно причесанном и ровно надетом парике.

Радниц уставился на него злобным взглядом:

– Чего вы хотите? Я занят!

Радниц нагонял на Кендрика страх, однако Кендрик понимал, что у этого человека имеется как раз такая сумма денег, о которой он мечтает. Его жирное лицо расплылось в елейной улыбке.

– Заняты? А разве когда-нибудь бывало иначе, мистер Радниц? – проворковал он, приближаясь к столу. – Прошу прощения за вторжение, но у меня есть именно то, что может вас заинтересовать.

Радниц пожал плечами, затем махнул рукой на стул:

– Что именно? Сядьте!

Кендрик опустил свою тушу на стул:

– Вы так любезны, мистер Радниц. Это большая привилегия…

– Что там у вас? – гаркнул Радниц.

Кендрик поморщился. Этот страшный человек, мысленно предостерег он себя, в дурном настроении. Кендрик понял, что его обычная льстивая манера лишь разозлит Радница. И он немедленно перешел к сути своего предложения.

– В Вашингтоне проходит выставка произведений из Эрмитажа, – начал он.

В глазах Радница под набрякшими веками отразился интерес.

– И что дальше?

– Может быть, вы не видели каталога. Баснословные сокровища… чудеснейшие…

– Я видел. И что дальше?

Кендрик извлек из своего портфеля иллюстрированный каталог выставки. Раскрыл на пятьдесят четвертой странице, затем почтительно положил раскрытый каталог на стол. Пододвинул поближе к Радницу:

– Вот великолепный экспонат.

Радниц взял каталог и внимательно рассмотрел изображение иконы. Прочитал описание, затем обратил лишенное всякого выражения лицо к Кендрику:

– И что?

– Выдающееся, уникальное произведение искусства, – сказал Кендрик, улыбаясь своей дельфиньей улыбкой. – Вероятно, первая икона…

– Я умею читать, – отрезал Радниц. – Какое отношение это имеет ко мне?

– Я так понимаю, что на открытых торгах эта икона стоила бы по меньшей мере двадцать миллионов долларов, сэр.

Радниц отложил каталог, и его взгляд затуманился.

– Вполне вероятно, только эта икона не для продажи. Это собственность Советского Союза.

– Разумеется, мистер Радниц, но всякое может случиться. Предположим, что эта икона попала в продажу. Вы бы захотели купить ее, скажем, за восемь миллионов долларов?