Баронские будни - Серг Усов

Стояли уже довольно тёплые последние дни зимы, и солнце ещё не зашло. Но в тени, созданной замковыми стенами, все увидели, как вылитая бароном на лист железа вода от искры огнива вдруг загорелась ровным голубоватым пламенем.

Кто-то со стороны конюшен громко охнул, чем тут же привлёк внимание господина Гури. Тот резко повернулся в ту сторону и погрозил кулаком.

– Не отвлекайся. В общем, надеюсь, ты всё понял, и сможешь другим нормально объяснить. Только с костром внимательней, чтобы не получилось, как вчера.

Барон хлопнул своего управляющего по плечу, а затем со своими офицерами пошёл в главное здание.

В это время к управляющему подбежал Арни с вощёной дощечкой и стилом в руках. При виде него у Ули от обиды и злости рефлекторно сжались кулачки.

– Посмотри, там, в прачечной, кажется, твоя мать. Трезвая. Её уже выпустили, – толкнула в бок Филеза.

Из окон прачечной вместе с другими женщинами на происходящее смотрела и мать Ули.

– Чего все уставились, заняться нечем? – дождавшись ухода хозяина, раскричался господин Гури, а увидев выходящую из здания семейного общежития свою жену, крикнул уже ей: – Веда, займи своих бездельников работой, а то я им сам сейчас занятия найду.

Госпожа управляющая замком на слова своего мужа, казалось, никак не отреагировала. Она подошла к мужу и что-то тихо ему стала выговаривать.

– Поползли отсюда, пока не заметили.

Девочки, пятясь задом, отползли до места, где их закрыла стена птичника, и только там встали на ноги.

– Вот это да! Горящая вода!

– И без магии!

– Пошли к себе, а то сейчас нарвёмся, – сказала более рассудительная из них Тимения. – Уля, ты к матери пойдёшь?

Та отрицательно мотнула головой. Мать ей видеть совсем не хотелось. Теперь Уле даже казалось, что так было всегда.

Её мать Олесия, так же как и отец, была родом из небольшого вольного поселения с заболоченных равнин севернее баронств. Отец Ули, служивший сержантом в дружине баронства Ферм, когда Уле было только два годика, был повешен ещё отцом прежнего барона за то, что со своим десятком вместо патрулирования границ баронства устроил гулянку в одном из поселений баронских сервов, с массовым изнасилованием молодых девушек.

Но казнили его вовсе не за это, а за то, что пока солдаты Ферма развлекались, барон Хорнер, восточный сосед, совершил налёт и увёл к себе почти две сотни крестьян.

Олесия овдовела. Возвращаться ей было некуда, и она осталась работать в замке. К тому же в те времена, пока не пристрастилась к сидру, она была неплохой вышивальщицей.

Как свободная женщина, она была вольна и в выборе мужчин, чем активно и стала пользоваться. Она дважды подарила Уле ещё и братиков, но оба они умерли‚ не прожив и года. Может, из-за этого, а может, из-за излишней жалости к себе, но Олесия стала всё чаще и всё больше пить.

В замке отнюдь не было сухого закона, а наоборот, разбавленный сидр здесь пили все, даже рабы. Да так было во всём королевстве, а может‚ и везде. При этом напиваться сильно, так, что даже не можешь выполнять работу, никому из работников, естественно, не разрешалось.

Олесия же совсем потеряла чувство меры. Несколько раз за это её пороли, невзирая на статус свободной. Но помогало ненадолго.

Как мать достаёт нужное ей количество сидра, Уля уже поняла, да и та давно потеряла всякий стыд и приводила мужиков прямо к себе в комнату, когда там ещё жила её дочь.

Уля была предоставлена сама себе, часто голодала и носила кое-как заштопанные обноски.

На прошлой декаде мать, напившись в очередной раз, попалась на глаза самой госпоже Веде, и та распорядилась отправить Олесию в карцер. Теперь, после отсидки в подвале замка, какое-то время она будет трезвой. Но Уля была уверена, что это дней на пять, не больше.

– Зачем ей к матери идти? У неё же есть такой важный друг, – съёрничала Филеза. – Беги к своему ненаглядному, он скоро пойдёт к себе.

– Нет, девочки, больше я к нему не пойду.

Искренняя обида, прозвучавшая в голосе Ули, удивила девчонок. Извечное любопытство заставило их позабыть даже о чудесной горящей воде и засыпать свою товарку вопросами, но та ничего им объяснять не стала.

– Отстаньте, я не буду о нём говорить.

С Арни Уля сошлась ещё два года назад. Он был её сверстником, но ни с кем из детей в то время не дружил.

Причиной тому было то, что он был сыном тогдашнего управляющего замком. Арни был всегда сыт и хорошо одет, он умел не только читать и писать, но и считать, чем резко отличался от остальных детей. Жил Арни вместе с родителями в господском доме, в комнате на первом этаже, весь второй этаж которого занимала семья самого барона.

И при этом он был рабом так же, как и его отец, несмотря на высокую должность, которую тот занимал.

Арни не хотел общаться со свободными детьми, потому что ему не нравилось чувствовать себя ниже других. А с детьми-рабами ему не нравилось, потому что он их презирал за нищенскую одежду, вечно голодные взгляды и неграмотность.

Будь Уля хотя бы чуть постарше и чуть более опытной, она бы легко раскусила его гнилую сущность. Но девочке тогда было всего десять лет, и она также была одинокой. Только, в отличие от Арни, не она являлась причиной своего отчуждения от остальных ребят, хотя мотивы этого были схожими. Свободную, но голодную и оборванную девочку считали чужой в любой детской компании.

Так вот, случайно, и встретились два одиночества. Арни нравилось, что свободная девочка смотрит на него с восхищением, а когда он начинал учить её чтению, письму и счёту, так вообще заглядывала ему в рот.

Отец Арни, увидев, что его сын наконец-то нашёл себе хоть какую-то компанию, даже помог Уле, дав ей работу посудомойки. Через какое-то время Уля и вовсе переселилась в комнату к девчонкам Билины. Мать на уход дочери даже не обратила внимания.

В начале зимы новый управляющий баронством господин Гури, приближённый раб нового барона Ферма, приметил грамотного мальчишку и взял его к себе в помощники. С тех пор Арни и Уля стали встречаться реже. Но только сегодня до неё дошло, что она для него не более чем занятная зверушка, оборванка приблудная.