Государево дело - Иван Оченков

– Карл Густав, ты видел моих солдат?

– Да, отец.

– У меня был выбор: восстанавливать дворец или армию. Я выбрал армию и отвоевал с ней назад Смоленск, вернул Новгород и отбил новое вторжение Владислава Ваза. А если бы я начал с ремонта этих покоев, в них бы сейчас пировал наш родственник и смеялся над моим глупым решением. А что скажешь ты?

– Конечно, войско важнее! – горячо отвечал сын, как и всякий мальчишка, предпочитавший игру в солдатиков куклам.

– Завтра я покажу тебе Оружейную палату, в которой мастера делают доспехи и вооружение. Потом мы пойдем в литейный двор, посмотрим, как льют пушки. Зайдем в казначейство, и ты увидишь, как чеканят монеты. И тогда ты скажешь мне, что важнее для государства.

– Я понял вас, отец.

– И запомни еще одну вещь, малыш. Она пригодится тебе, когда ты сам станешь править. Сколько бы у тебя ни было ресурсов, на все их не хватит! И государево дело, сиречь искусство управлять, в том и заключается, что нужно уметь отличать главное от второстепенного.

– Я запомню ваши слова, отец!

– А теперь беги к матери.

Мальчик послушно кивнул и отправился на женскую половину дворца. Пока его место там. Скоро по моему приказу соберутся его сверстники со всех краев нашего царства и станут ему товарищами в играх, учебе, а потом и в жизни. Большинство, конечно, будет из самых знатных и влиятельных московских родов, но не только.

– Смышленый, – немного подобострастно похвалил моего сына Клим.

– Весь в мать! – криво усмехнулся я, разом отбив у дипломата желание льстить.

– Крестить-то когда царевича станем? – уже обычным тоном спросил Рюмин, с полуслова понявший намек.

– А вот как Филарет патриархом станет, так первым делом и окрестим. Пусть пока хоть немного язык наш выучит да основы веры греческой.

– Имя вот только… – помялся глава Посольского приказа.

– А как еще предлагаешь наречь царевича, если он в день поминовения Дмитрия Солунского [3 - 8 ноября. ] родился? Понятно, что самозваного Дмитрия Ивановича еще многие помнят, но куда деваться?

– Оно так, – не стал спорить тот.

А герцогиня Мекленбургская в это время знакомилась со своими будущими придворными дамами. То есть с женами и дочерями членов Боярской думы. Нет, у нее конечно же была подобающая ее высокому положению свита из шведских и мекленбургских дворянок, но теперь ей полагалось иметь еще и русских приближенных. Все-таки русской государыне обходиться одними немцами было не комильфо. Царицей она, правда, еще не была. По крайней мере формально. Для этого дочери шведского короля нужно было принять православие, а вот этого ей не очень-то и хотелось.

Стоящие рядком боярыни и со своими дочерями во все глаза пялились на заморскую чуду-юду. Именно так они успели уже окрестить про себя свою новую повелительницу. Что же, Катарине Шведской было уже тридцать семь лет, и пора ее юности и свежести давно миновала. Но, как ни крути, она была королевской дочерью и сестрой!

Дело было еще и в том, что по русским меркам одета была государыня совершенно неподобающе. Нет, ее тяжелое бархатное платье, обильно украшенное золотым шитьем, было более чем роскошно. Но вот беда, его корсаж плотно обтягивал фигуру, выгодно подчеркивая стройность стана герцогини, на фоне бесформенных летников, ферязей и душегрей толпящихся перед ней русских женщин. А прическа? Тщательно уложенные волосы были прикрыты лишь золотой сеткой и тончайшей кружевной вуалью, отчего всякий встречный-поперечный мог их видеть. Для замужней бабы, по мнению ее новых подданных, это было совершенно недопустимо!

Сами они были в платках, поверх которых надеты кики, надежно скрывающие волосы от нескромных взоров. Только у девиц выпущены наружу косы, толщина которых могла поразить человека, незнакомого с уловками некоторых представительниц прекрасного пола, заплетавших в это природное украшение конский волос.

Следовавшие за Катариной придворные были одеты в той же манере, что и их повелительница, хотя и скромнее, но то ведь немки! С них какой спрос? А тут царица, понимать надо!

– Регина Аделаида, – обратилась герцогиня к своей первой даме – баронессе фон Гершов, – вас не затруднит быть моей переводчицей? Нужно ведь как-то познакомиться с этими дамами.

Ответом ей было лишь неловкое, но от этого не менее красноречивое молчание. Дело в том, что жена царского приближенного, урожденная графиня фон Буксгевден, за несколько лет жизни в Москве так и не удосужилась выучить русский язык. Жена Кароля все время проводила в Кукуе, обитатели которого были сплошь иностранцами, а немногочисленные русские гости, как правило, знали немецкий или шведский. Тех же, кто не разумел ее речь, фрау фон Гершов не удостаивала общением.

– Досадно, – поморщилась Катарина, отметив про себя, что ее первая дама вовсе не так умна, как ей казалось ранее. – Но как же нам разговаривать?

Недоуменные взгляды новых подданных красноречиво свидетельствовали, что никто из них немецкую речь не понимает. То же самое было со шведским и латынью. Государыня даже хотела сдаться и послать кого-нибудь за толмачами к мужу, но тут ее внимательный взгляд упал на двух девушек, державшихся в сторонке от основной массы боярынь. Старшей из них не было на вид еще и двадцати, но она уже вступила в пору своего расцвета. Точеные черты лица, сияющие глаза, четко очерченные губы и природный румянец вместе создавали такую необъяснимую прелесть, что будущая царица не могла не почувствовать укол женской зависти.

Ее спутница была еще совсем девочкой, лет, наверное, не более тринадцати, однако и в этом весьма юном возрасте чрезвычайно милой. Чувствовалось, что через год или два, когда она станет входить в возраст, ее красота лишит покоя не одного благонравного юношу, но уже и сейчас ею хотелось любоваться.

В отличие от прочих женщин, явно злоупотреблявших косметикой, лица их были чисты, румянец естествен, а губы алые от природы. Наряды этих боярышень также отличались скромностью декора, хотя при внимательном взгляде было видно, что сшиты они очень искусно и из дорогой ткани.

Но самое главное, что привлекло внимание герцогини – насмешливая улыбка младшей девушки, которую та и не подумала скрывать. Похоже, она догадалась о причине заминки и откровенно забавлялась ею.

– Вы меня понимаете? – резко спросила Катарина.

– Да, ваше величество, – на хорошем немецком отвечала девочка, сделав при этом самый настоящий книксен.