Шторм войны - Виктория Авеярд

– Там был он, – она не дожидается, когда я уточню, о ком речь. – Серебряные волосы, толстая шея, дурацкие доспехи. Он убил Шейда – а сам еще почему-то дышит.

Мои ногти впиваются в ладонь еще глубже при мысли о Птолемусе Самосе. Принце Разломов. Убийце моего брата. Как и Фарли, я тоже ощущаю внезапную ярость. И равный по силе прилив стыда.

– Да.

– Потому что ты договорилась с его сестрой. Твоя свобода в обмен на его жизнь.

– В обмен на возможность мстить, – бормочу я. – И – да, я дала Эванжелине слово.

Фарли обнажает зубы с явным отвращением.

– Ты дала слово Серебряной. Это ничего не стоит.

– Тем не менее, я обещала.

Она издает низкий горловой звук, похожий на рычание. Расправив широкие плечи, Фарли поворачивается к башне. Интересно, какое усилие ей приходится делать над собой, чтобы не броситься наверх и не выцарапать Птолемусу глаза. Я не стану мешать, если что. Более того, займу место поудобнее в первом ряду.

Я разжимаю кулак, выпустив часть боли. И тихонько делаю шаг вперед, сокращая расстояние между нами. После секундного колебания я касаюсь ее руки.

– Это обещание дала я. Но не ты. И никто другой.

Фарли слегка успокаивается, и злобный оскал превращается в усмешку. Она поворачивается и пристально смотрит на меня; в ее ярко-синих глазах отражается солнечный свет.

– Кажется, ты больше приспособлена для политики, чем для войны, Мэра Бэрроу.

Я болезненно улыбаюсь.

– Не вижу разницы.

Трудный урок, который, кажется, я наконец усвоила.

– Думаешь, ты сможешь это сделать? Убить его?

В прошлом она бы пренебрежительно фыркнула, услышав такой вопрос. Фарли – жесткий человек с непробиваемой броней. Она такая, какой должна быть. Но что-то – возможно, Шейд, несомненно, Клара, те узы, которые нас теперь соединяют, – позволяет мне заметить проблеск иных чувств под самоуверенным обличьем генерала. Фарли колеблется, и ее улыбка слегка меркнет.

– Не знаю, – буркает она. – Но я не смогу смотреть на себя и на Клару, если не попытаюсь.

– Я тоже не смогу, если позволю тебе погибнуть в процессе, – я крепче сжимаю ее руку. – Пожалуйста, не делай глупостей.

Усмешка Фарли тут же возвращается во всем блеске, как будто кто-то щелкнул выключателем. Она даже подмигивает.

– С каких это пор я поглупела, Мэра Бэрроу?

Глядя на нее, я чувствую, как натягиваются шрамы на шее – шрамы, о которых я почти позабыла. Эта боль стала почти неощутимой по сравнению со всем остальным.

– Мне просто интересно, чем это закончится, – негромко говорю я, надеясь, что она поймет.

Фарли качает головой.

– Не знаю. Слишком много вариантов.

– Я имею в виду… Шейда. Птолемуса. Ты убьешь его – а потом что? Эванжелина убьет тебя? Клару? Я убью Эванжелину? И так далее, без конца?

Я близко знакома со смертью, но на сей раз ощущение странное. Я пытаюсь прикинуть финал. Это больше свойственно Мэйвену, чем нам. Фарли давно вынесла Птолемусу смертный приговор, еще когда я изображала Мэриэну Титанос, но это было ради Алой гвардии. Ради общего дела, не ради слепой мести.

Глаза у нее расширяются, полные пугающего огня.

– Ты хочешь, чтобы я подарила ему жизнь?

– Нет, конечно, – я почти огрызаюсь. – Я не знаю, чего хочу. Не знаю, что говорю… – Слова вдруг так и начинают сыпаться. – Но я еще не разучилась думать, Фарли. Я знаю, что месть и ярость способны сделать с человеком… и с теми, кто его окружает. И, разумеется, я не хочу, чтобы Клара росла без матери.

Фарли резко отворачивается, пряча лицо. Но недостаточно быстро, чтобы скрыть внезапные слезы. Впрочем, они так и не проливаются. Дернув плечом, она отталкивает меня.

Я настаиваю. Я обязана. Она должна это услышать.

– Она уже потеряла одного из родителей – и если бы ей предложили выбрать между отомщенным отцом и живой матерью… я знаю, что бы она предпочла.

– К слову, о выборе, – с трудом выговаривает Фарли, по-прежнему не глядя на меня. – Я горжусь тобой.

– Фарли, не меняй тему.

– Ты что, не слышала меня, девочка-молния? – она шмыгает носом и заставляет себя повернуться. Ее лицо очень красно и покрыто пятнами. – Я сказала, что горжусь тобой. Запиши это. Хорошенько запомни. Я не бросаюсь такими словами.

Я невольно хихикаю.

– Отлично. И чем конкретно ты гордишься?

– Ну, помимо твоего чувства стиля… – она смахивает с моего плеча засохшую кровь пополам с грязью, – и, разумеется, твоего уравновешенного приятного характера…

Я снова хихикаю.

– Я горжусь тобой, потому что знаю, каково потерять любимого человека.

Фарли берет меня под руку. Возможно, чтобы я не сумела уклониться от разговора, к которому, кажется, не готова.

«Мэра, выбери меня». Эти слова прозвучали всего час назад. И они до сих пор не дают мне покоя.

– Это предательство, – шепотом говорю я.

Я смотрю на подбородок Фарли, чтобы не смотреть ей в глаза. В левом углу рта глубокий шрам, который слегка перекосил губы. Ровный порез. След ножа. Его не было, когда мы с Фарли встретились впервые, в свете синей свечки в старом фургоне Уилла Свистка.

– Со стороны Кэла? Конечно.

– Нет, не с его стороны.

Над нашими головами проплывает облако, накрыв нас тенью. Летний ветерок вдруг становится внезапно холодным. Я дрожу – и невольно мечтаю о Кэле и его тепле. Он никогда не давал мне замерзнуть. При этой мысли у меня все переворачивается в животе; страшно думать о том, от чего мы оба отказались.

– Он дал обещание, – продолжаю я, – но и я тоже. Я нарушила слово. А он должен выполнить то, что обещал другим. Самому себе, покойному отцу. Сознает он это или нет, но свою корону он полюбил раньше, чем меня. И, в конце концов, он думает, что поступает правильно – ради нас, ради всех. Разве я могу всерьез винить его за это?