Погибель королей - Дженн Лайонс

Когда «Страдание» привез меня в Кишна-Фарригу, на грузовой палубе не было ничего, кроме товаров (маридонский чай, сахар, бочки с сасабимским бренди, горшки из Эамитона), но не теперь. Капитан Джувал задержался в порту лишь для того, чтобы выгрузить товары и принять на борт новую партию жертв. Вероятно, он собирался купить еще рабов в Жериасе [35 - Сто двадцать пять лет назад Шогу, король Жериаса, попытался запретить работорговлю, одно из главных занятий жериасцев (наряду с пиратством и обычной торговлей). Издав этот указ, он прожил менее пяти дней, после чего Синка, его старший сын, немедленно разрешил ее снова. ], прежде чем отправиться по морю Галла в Куур. Я задумался о том, сколько раз он уже прошел этим маршрутом, скольких он купил и продал.

Я испытывал извращенное удовольствие, располагаясь там, где капитан мог меня видеть. Когда я смотрел, как его взгляд скользит мимо меня, возникавшее во мне время от времени желание воткнуть кинжал ему в хребет ослабевало. Джувал тоже был в скверном настроении; он рычал и ругался на каждого члена команды, который оказывался поблизости.

Возможно, до него дошла новость о том, за какую цену меня продали. Он так спешил избавиться от меня, что взял фиксированную плату вместо того, чтобы задержаться в Кишна-Фарриге и получить свою долю выручки. Джувал не знал, что ему еще повезло.

Тераэт сидел на одной из решеток, закрывавших трюмы для рабов, и смотрел куда-то вниз, обхватив пальцами железные прутья. Моряки обходили его стороной.

Меня это не удивляло. Может, он и походил на куурца, и говорил, как куурец, но даже иллюзия не могла скрыть его злобу.

Тераэт заметил мой взгляд.

Несколько секунд мы смотрели друг на друга. Он поманил меня к себе.

Заглядывать в трюм я не стал.

– Извини за то, что я назвал тебя работорговцем. Хамезра мне кое-что объяснила, и…

– Смотри. – Он указал на то, что находилось за решеткой.

Я не почувствовал никакого желания выполнить его приказ – и вспомнил, что мой гаэш сейчас находится у его матери.

– Спасибо, я знаю, как выглядят рабы. Я просто хотел сказать…

– Проклятье! Смотри! – Он вцепился в полу моей накидки и заставил меня присесть рядом с ним. – Вот кто ты.

Я попытался разжать его пальцы.

– Можешь не напоминать мне о том, что я раб.

– Думаешь, я о том, что ты раб? – Он резко хохотнул. – Вот им плевать на то, что ты раб. Посмотри на них. Посмотри как следует. Видишь их – мужчин, женщин, детей? Кто-то из них не доживет до конца поездки. Женщины станут наложницами – рано и не по своей воле. Они родом из десятка стран, некоторые – из таких маленьких деревень, что они не знают, что у них есть «страна». Большинство из них не говорит ни на гуаремском, ни на любом другом известном тебе языке. Каждый из них с радостью отдал бы свою душу, лишь бы оказаться на твоем месте – лишь бы стать настолько ценным, чтобы его не бросили в камеру, словно кусок тухлого мяса. Но нет, вместо этого они умрут от голода, или от болезней, или от того, что в шторм в трюме не хватит воздуха. Посмотри на них. В их глазах нет надежды. У них даже нет сил, чтобы плакать или спросить о том, почему с ними так обращаются. Они могут лишь шептать один вопрос – словно безумец, который снова и снова выкрикивает одну и ту же фразу, а потом его голос становится все тише, пока не наступит тишина…

Я подавил рыдания и вырвал край одежды из его руки.

– Мне… не нужно…

– Ты куурец. Это твое наследие. Это – твой дар миру: корабли, которые идут по морю один за другим, чтобы твой народ мог удовлетворить свою похоть и жестокость, чтобы утолить вашу жажду к завоеваниям. Не смей отводить взгляд от того, что принадлежит тебе по праву рождения. Вот что создал волшебник Гризт, когда связал чарами демонов. Вот что принес в мир твой император Симиллион, когда завладел короной и скипетром. Атрин Кандор погиб, спасая именно этот образ жизни.

Я оцепенело сел на решетку.

– Скольких рабов ты знаешь? Сколько раз ты считал, что они – само собой разумеющийся, неизменный аспект жизни Куура? – Тераэт сел на пятки и прижал пальцы к решетке, чтобы сохранить равновесие. – Ты спрашивал, кто мы, а я скажу тебе, кем мы не являемся. Мы – не те, кто делает вот так.

Я надолго умолк.

– Это не значит, что ты поступаешь правильно, – наконец шепнул я.

– Да, но, если я у кого-то отнимаю жизнь, я дарю ее другим. На встречу с Таэной в загробном мире я отправлюсь с высоко поднятой головой, и моя совесть будет чиста.

– Я не в силах освободить этих людей.

– Ты в это веришь, это правда, но не заблуждайся – это правда только потому, что ты в это веришь.

Я посмотрел на море. Чайки следовали за нами от самой Кишна-Фарриги. Они будут лететь за нами еще несколько миль, прежде чем решат, что мы недостаточно быстро бросаем им объедки. Я вдохнул запах соленого воздуха, услышал, как стонет натянутая оснастка. Если прислушаться, то можно было различить тихий плач. Сейчас на корабле пахло только соленым деревом и смолой. Страшные запахи появятся позже.

Наставление о свободе мне читал убийца, которому я принадлежу. Какая ирония.

– Джувал порол тебя кошкой-девятихвосткой? – спросил Тераэт после долгой паузы.

– У него возникли вопросы ко мне. Когда я не ответил на них, он сильно разозлился.

– Хочешь, я его убью?

Я искоса посмотрел на ванэ.

– А тебе не кажется, что это немного замедлит наше движение к Жериасу?

– Его первый помощник, похоже, достаточно толковый.

Эта мысль заставила меня содрогнуться. Если бы сейчас у меня были кошмары, в них мне бы являлся первый помощник Делон.

– Делон еще хуже, чем Джувал. Гораздо хуже.

Тераэт внимательно посмотрел на меня, стиснул зубы, а затем отвернулся.

– Я это запомню.

– Кроме того, Тьенцо сочтет это личным оскорблением, если ты начнешь убивать ее команду. А она способна осложнить жизнь даже тебе.