Хроники Нарнии. Вся история Нарнии в 7 повестях - Клайв Стейплз Льюис

– Если сможешь снизойти до того, чтобы выслушать, я тебе кое-что скажу.

– Говори, – откликнулся Питер.

– Ш-ш, не так громко, – прошептал Эдмунд, – незачем пугать девчонок. Ты понимаешь, что мы делаем?

– Что? – тоже шёпотом спросил Питер.

– Идём за поводырём, о котором нам ничего не известно. Откуда мы знаем, на чьей стороне эта птица? Может, она ведёт нас в западню.

– Скверное дело, если так. Но всё же малиновка… Во всех книжках, которые я читал, они добрые птицы. Я уверен, что малиновка на нашей стороне.

– Ну уж если об этом зашла речь, которая сторона наша? Почему ты думаешь, что фавн на той стороне, что надо, а королева – нет? Да-да, нам сказали, что королева – колдунья. Но ведь могли и соврать, мы ничего ни о ком не знаем.

– Ну, фавн спас Лу.

– Он сказал, что спас. Но нам это откуда известно? Ты представляешь себе, как отсюда добраться домой?

– Фу-ты! – воскликнул Питер. – Об этом я не подумал.

– А обедом даже не пахнет, – вздохнул Эдмунд.

Глава седьмая. День с бобрами

Внезапно шедшие впереди девочки вскрикнули в один голос и остановились. Мальчики перестали шептаться.

– Малиновка! – воскликнула Люси. – Малиновка улетела.

Так оно и было: птица исчезла из виду.

– Теперь что делать? – спросил Эдмунд и кинул на Питера взгляд, в котором можно было ясно прочитать: «Что я тебе говорил? »

– Ш-ш… Смотрите, – шепнула Сьюзен.

– Что там такое? – еле слышно спросил Питер.

– Там, за деревьями, что-то шевелится… вон там, слева…

Ребята во все глаза уставились на деревья, всем было не по себе.

– Снова зашевелилось, – сказала через минуту Сьюзен.

– Теперь и я видел, – подтвердил Питер. – Оно и сейчас там. Оно зашло вон за то большое дерево.

– Что это? – спросила Люси, изо всех сил стараясь говорить спокойно.

– Что бы это ни было, – прошептал Питер, – оно от нас прячется: оно не хочет, чтобы мы его заметили.

– Давайте вернёмся домой, – предложила Сьюзен.

И тут, хотя никто не высказал этого вслух, девочки вдруг осознали то, о чём Эдмунд прошептал Питеру в конце предыдущей главы. Они заблудились.

– На что оно похоже? – спросила Люси.

– Это… это какой-то зверь, – сказала Сьюзен. – Глядите! Глядите! Скорее! Вот оно.

И тут все увидели покрытую густым коротким мехом усатую мордочку, выглядывавшую из-за дерева. На этот раз она спряталась не сразу. Напротив, зверёк приложил лапу ко рту, в точности как человек, когда хочет сказать: «Тише». Затем снова скрылся. Ребята затаили дыхание.

Через минуту незнакомец вышел из-за дерева, огляделся вокруг, как будто боялся, что за ним могут следить, шепнул: «Ш-ш…» – и поманил их в чащобу, где стоял, затем опять исчез.

– Я знаю, кто это, – прошептал Питер. – Я видел его хвост. Это бобёр.

– Он хочет, чтобы мы к нему подошли, – сказала Сьюзен, – но предупреждает, чтобы не шумели.

– Да, верно, – согласился Питер. – Вопрос в том, идти нам или нет. Ты как думаешь, Лу?

– Мне кажется, это симпатичный бобёр.

– Возможно, да, а возможно, нет. Мы этого не знаем, – усомнился Эдмунд.

– Давайте всё-таки рискнем, – сказала Сьюзен. – Что толку стоять здесь… и очень есть хочется.

В этот момент бобёр снова выглянул из-за дерева и настойчиво поманил их к себе.

– Пошли, – сказал Питер. – Посмотрим, что из этого выйдет. Не отходите друг от друга. Неужели мы не справимся с одним бобром, если окажется, что это враг.

И вот ребята двинулись тесной кучкой к дереву и зашли за него, и там, как они и предполагали, ждал бобёр; увидев их, он тут же пошёл в глубь чащи, сказав хриплым, гортанным голосом:

– Дальше, дальше. Вот сюда. Нам опасно оставаться на открытом месте.

И только когда завёл ребят в самую чащобу, туда, где четыре сосны росли так близко, что ветви их переплелись, а у подножия земля была усыпана хвоей, так как туда не мог проникнуть даже снег, бобёр наконец заговорил:

– Вы сыновья Адама и дочери Евы?

– Да, все четверо, – сказал Питер.

– Ш-ш-ш, – прошептал бобёр, – не так громко, пожалуйста. Даже здесь нам грозит опасность.

– Опасность? Чего вы боитесь? – спросил Питер. – Здесь нет никого, кроме нас.

– Здесь есть деревья, – сказал бобёр, – которые всегда всё слышат. Большинство из них на нашей стороне, но есть и такие, что способны выдать нас ей, – вы знаете, кого я имею в виду. – И он несколько раз покачал головой.

– Если уж разговор зашёл о том, кто на какой стороне, – сказал Эдмунд, – откуда мы знаем, что вы друг?

– Не сочтите это за грубость, мистер Бобёр, – добавил Питер, – но вы сами понимаете: мы здесь люди новые.

– Вполне справедливо, вполне справедливо, – сказал бобёр. – Вот мой опознавательный знак.

С этими словами он протянул им небольшой белый лоскут. Ребята взглянули на него с изумлением, но тут Люси воскликнула:

– Ах, ну конечно же! Это мой носовой платок. Тот, который я оставила бедненькому мистеру Тумнусу.

– Совершенно верно, – подтвердил бобёр. – Бедняга! До него дошли слухи, что ему грозит арест, он передал этот платок мне и сказал, что, если с ним случится беда, я должен встретить вас… и отвести… – Здесь бобёр замолк и только несколько раз кивнул с самым таинственным видом. Затем, поманив ребят ещё ближе, так что его усы буквально касались их лиц, добавил еле слышным шёпотом: – Говорят, Аслан на пути к нам – возможно, уже высадился на берег.

И тут случилось нечто странное. Ребята столько же знали об Аслане, сколько вы, но как только бобёр произнес эту фразу, каждого из них охватило особенное чувство. Быть может, с вами было такое во сне: кто-то произносит слова, которые вам непонятны, но вы чувствуете, что в словах заключён огромный смысл. Иной раз они кажутся страшными, и сон превращается в кошмар, иной – невыразимо прекрасными, настолько прекрасными, что вы помните этот сон всю жизнь и мечтаете вновь когда-нибудь увидеть его. Вот так произошло и сейчас. При упоминании Аслана каждый из ребят почувствовал, как у него что-то дрогнуло внутри. Эдмунда охватил необъяснимый страх. Питер ощутил в себе необычайную смелость и готовность встретить любую опасность. Сьюзен почудилось, что в воздухе разлилось благоухание и раздалась чудесная музыка. А у Люси возникло такое чувство, какое бывает, когда просыпаешься утром и вспоминаешь, что сегодня – первый день каникул.