Кровавая наследница - Амели Вэнь Чжао

«Рамсон Острослов», – подумала Ана, а ее заспанное сознание прояснилось, пока она осматривалась вокруг. С тех пор как она ушла, ничего не изменилось. Ее заплечный мешок стоял у стены, а вещи были разложены на маленьком столе. Никаких изменений, никаких признаков присутствия незваных гостей.

Ана вздохнула и села в кровати. Кто-то смыл кровь с ее руки, но рана все еще была свежей и болела. Теперь она вспомнила девочку с темными волосами, черты ее лица, нечеткие в свете свечей, образующем вокруг нее ореол.

– Мэй? – тихо позвала Ана. Но никто не откликнулся. Она прислонилась спиной к стене, пытаясь унять беспокойство. Афериста тоже нигде не было видно. В теле еще ощущались следы божевосха, но Ана чувствовала, что сила родства начинает возвращаться, то появляясь, то исчезая. Призвать ее сейчас было подобно попытке поджечь сырой хворост.

Из-за двери в банную доносился плеск воды. Движения были слишком небрежными для Мэй. Ее подозрения подтвердил раздавшийся мужской кашель.

Аферист все еще был здесь.

Ана стиснула зубы, заглушая стон недовольства. Она потратила месяцы на поиск этого человека, возлагала на него все свои надежды – и даже больше. А он обманул ее и признал, что не знал абсолютно ничего об алхимике.

И теперь Ана не могла от него избавиться.

Дверь в избу распахнулась. Ее грустные мысли рассеялись, когда она увидела, как внутрь заходит ребенок, неся бадью снега. Как только Мэй увидела Ану, ее глаза широко раскрылись и она уронила свою ношу. Мэй забралась на кровать и прижалась к Ане.

В ее объятьях Ана облегченно вздохнула.

– Привет, – нежно прошептала она. Рядом с Мэй она всегда чувствовала себя как дома.

В ночь, когда Ана бежала в тайгу, в северном лесу была абсолютная тьма. Хотя в сердце девушки было еще темнее. Но Мэй нашла ее и, освещая путь мягким светом огнешара, отвела в укрытие. В то время Мэй была связана контрактом, но это не помешало ей спасти Ану и ничего не сказать своему работодателю.

Мэй выпрямилась и окинула Ану жестким взглядом. Ее глаза аквамаринового цвета напоминали Ане воды океана, омывавшего Азеатские острова, которые она однажды видела на залитой солнцем и теплом картине. Ана и Мэй соприкоснулись лбами, на их лицах играла улыбка.

– Ты уже поймала своего алхимика? – осведомилась Мэй.

Одиннадцать лун назад, когда они впервые встретились, девочка вела себя намного скромнее, а говорила легким, как шорох перышка, шепотом. И только по ее беспокойным глазам было понятно, что она сполна хлебнула горя, пропустила его через свое сердце и вернула в мир в виде доброты, какой Ана еще ни разу не видела.

– Почти.

При виде Мэй мысли Аны всегда становились яснее, а напряжение спадало. Появлялось ощущение реальности происходящего.

– Ты тут одна нормально справлялась?

Мэй кивнула, и в ее руке появился медник.

– У меня осталось три монетки. Хочешь, я верну их тебе?

На меднике отражались блики огня, а в центре был выгравирован маленький листик.

Ана помедлила. Она знала, что эта мелочь значила для Мэй. Она всю жизнь собирала деньги, чтобы выкупить себя из кабалы договора, который ее заставили подписать. В прошлом Ана тратила дюжину медников на кусочек торта «Птичье молоко». Деньги утекали сквозь пальцы как вода, и она не задумывалась об их ценности.

Встреча с Мэй изменила ее взляд на такие вещи.

Ана аккуратно закрыла ладошку Мэй, на которой лежала монетка.

– Мы вместе это заработали. Оставь у себя. А в следующем городе купим себе что-нибудь вкусненькое.

Мэй аккуратно опустила медник обратно в карман платья.

– Как думаешь, мы найдем ма-ма в следующем городе? – спросила она.

Ана молчала, внимательно изучая лицо Мэй. Но в полном надежды взгляде ребенка не проглядывало и тени сомнения. Ана никак не могла понять, как этой девочке удавалось так легко отдавать свою любовь после всего, что с ней было. Постепенно Ана собрала по крупицам историю Мэй: долгое путешествие из королевства Чигон – ее дома в Азеатском регионе – вместе с матерью в поисках светлого будущего. Но эти мечты разбились на осколки, а ее мать увезли, потому что так диктовали условия подписанного ею договора.

Мэй обладала силой родства с землей, из-за которой ее нещадно эксплуатировали, а тем временем ее долг рос.

И с каждым днем в голове Аны все чаще мелькала мысль: я могла бы быть на ее месте.

– Обязательно, – ответила Ана. – Мы найдем твою ма-ма, даже если мне придется постучать во все двери, что есть в этой империи.

Губы Мэй расплылись в улыбке, и она обняла Ану, пряча лицо в складках ее рубашки.

– Ты же больше не уйдешь, правда?

Ее голос звучал приглушенно, и когда Ана опустила взгляд, то увидела яркие глаза-океаны, робко взирающие на нее.

– Не ходи туда, куда я не могу пойти за тобой.

К горлу Аны подступил ком. Она знала, что такое потерять мать, когда ты еще совсем ребенок. Чувство, что ты сделал что-то не так, что тебя снова могут покинуть люди, которых ты любишь, никогда не оставляло ее.

Поэтому она сжала Мэй в объятьях и прошептала:

– Я всегда буду с тобой.

Плеск воды, доносящийся из банной, отвлек их внимание.

Глаза Мэй сузились.

– Этот странный человек принес тебя домой, и раз он вроде как спас тебе жизнь, я разрешила ему помыться в теплой воде, прежде чем он уйдет, – сказала она.

Ана почувствовала, что уголки ее губ невольно ползут вверх.

– Умница, – заговорщически подмигнула она.

– Он очень плохо пах. И был грязным.

– Я знаю, – ответила Ана. – Он отвратительный, и тупой, и страшный.

Это звучало по-детски, но Ане стало легче.

Затем дверь в банную распахнулась.

В ту же секунду Ана взметнулась с кровати и спрятала Мэй за спину. От резких движений рана на ее руке разболелась, но все внимание Аны было сосредоточено на Рамсоне Острослове.

Он побрился и смыл черноту с лица. Теперь Ана увидела, что он был намного моложе, чем она думала: возможно, на пару лет старше ее. Его взъерошенные песочные волосы спадали завитками на лоб, а по острым скулам стекали капельки воды. По сравнению с мерзким, неопрятным существом, которым он был ранее, сейчас Рамсон казался просто красавцем – его смазливое плутовское лицо было больше под стать брегонскому моряку или солдату из имперского патруля Кирилии. Но никак не таинственному подпольному преступнику.