Наш дикий зов - Ричард Лоув

Коттедж когда-то принадлежал покойному Скотту О’Деллу и его жене Дорсе. О’Делл написал здесь «Остров голубых дельфинов». Основанный на реальных событиях роман рассказывает историю местной девушки, которая в течение многих лет жила на острове у побережья Калифорнии (книга вошла в список классической литературы для подростков).

После того как Дорса и Скотт развелись, Скотт уехал, а Дорса продолжала жить в коттедже со своими собаками вплоть до самой смерти, упокоившись в возрасте 96 лет. Она была известна в соседнем Джулиане – городке с населением полторы тысячи человек – своими дерзкими политическими взглядами и поддержкой местных художников, чьи работы по большей части были посвящены жизни животных, обитающих в этих горах. Картины и сейчас украшают этот заполненный книгами дом, известный как ферма Стоунэппл. Кэти сравнивает его с коттеджем Белоснежки.

Теперь в ранние утренние часы и ближе к сумеркам между колышущимися дубами и грушами бродит стая диких индеек, двигаясь, словно тени от деревьев. Иногда приходят четыре муловых оленя и склоняют головы к траве, которая пережила долгую засуху. Один из оленей – самка – хромает. В небе кружат два краснохвостых ястреба. Один из них летает особенно быстро, повторяя жалобные крики тренирующей его матери. Муравьиный дятел в своем ярко-красном шлеме стучит по деревянным частям дома. Я кулаком отвечаю на стук дятла, стуча по внутренней стене. Дятел выкрикивает что-то похожее на бранное слово и замолкает. Мой старший сын Джейсон называет это «добрососедством с животными».

Я подружился с амбарным котом. Он каждое утро приносит нам голову суслика и рядом аккуратно кладет его внутренности. Вчера в сумерках я наступил на последнее «подношение». Босиком. Это явно не тот вид добрососедства с животными, который я планировал.

На закате я в одиночестве прохожу несколько миль по узким тропинкам через горы и длинные участки коричневой травы. Поля и заросшие дубами холмы постепенно темнеют. Я смотрю, как исчезает красная полоса над далеким Тихим океаном. Между ветвями мелькают летучие мыши. На темнеющей дороге я встречаю олениху и ее прихрамывающую дочь.

Вернувшись в Стоунэппл, я сижу около дома с котом на коленях и смотрю на россыпь Млечного Пути. Кот тоже смотрит вверх, потом в сторону и вниз, явно прислушиваясь. Позже мы с Кэти тоже слышим стук и скрежет внутри стен и на чердаке. Это явно орудуют окрестные белки, лесные крысы, мыши или еноты.

Утром в дом прибывает рабочий, чтобы заткнуть входы в норы и установить ловушки. Укладывая инструменты, он спрашивает меня, над чем я работаю. Я рассказываю ему об этой книге. Рабочий натягивает бейсболку на голову и говорит: «Да, иногда я тоже думаю о животных как о некоем знамении. Я как-то ехал по Пайн-Хиллз-Роуд, и тут беркут спикировал прямо перед моей машиной. И я подумал: “Ага, это предзнаменование – грядет что-то хорошее”. А через пару недель я получил лицензию на открытие своего видеомагазина в Джулиане».

Рассказ мастера – это ценный и показательный пример, озвученный просто по ходу дела. Он не считал это чем-то необычным, подобное часто случается в повседневной жизни. Ничего особенного. Подумаешь! Но тем не менее…

Когда некоторые люди говорят о своих духовных, даже возвышенных отношениях с животными, это может выглядеть странно и даже слегка отталкивающе. Что если человек никогда не имел духовного опыта общения с природой? Такая история может быть «отталкивающей, потому что она может казаться оторванной от жизни, глупой, и напоминать идеи хиппи», – говорит Молли Маттесон, практический биолог, изучающий дикую природу. Или потому, что рассказчик просто пытается придать себе вид особо продвинутого человека. Возможно, он предполагает, что опыт общения с другим животным должен быть чем-то грандиозным, почти сказочным: птица в горящем кусте, встреча с четвероногим божеством на дороге в Йеллоустоун. Маттесон знает, что говорит. Позднее она тоже призналась в своем опыте общения с летучими мышами – точнее, с костями летучей мыши. Эта история, которой я поделюсь с вами позже, изменила ее карьеру и всю жизнь.

Сегодня днем я наблюдаю за сусликами из кухонного окна. Они роют свои норки под большими гранитными плитами, обтесанными и сглаженными ветром и водой, ногами оленей, индейскими племенами, а также сегодняшними жителями пригородов Сан-Диего. Молодые или старые, суслики снуют по камням, ныряют в норы, выскакивают из листвы и делают свою работу, общаются на своем сусличьем языке и ходят своей сусличьей походкой, никогда не теряя бдительности. Их детвора подпрыгивает, дерется… Кажется, они переполнены желанием дразниться и веселиться. Они напоминают мне моих сыновей, когда те были маленькими, и то, как Джейсон и Мэтью, теперь уже взрослые мужчины, приехав к нам, в первые часы встречи все еще играют друг с другом.

И в этот момент я понимаю, что никогда по-настоящему не видел сусликов. Я смотрел на них с некоторой жалостью, не вдаваясь в суть их своеобразного поведения. Но здесь они меня заинтриговали. Я погуглил (конечно) и узнал, что калифорнийские суслики ведут очень сложную жизнь. Они стараются защититься от своего естественного врага – гремучей змеи – не только с помощью часовых и звуковых сигналов, но и с помощю маскировки: пожевав сброшенную змеиную шкурку, они наносят содержащую запах змеи слюну на себя и своих детенышей. Юркие маленькие суслики, живущие шумной общиной, весьма обогатили мои познания. Теперь я нахожу этих зверьков просто удивительными.

В течение многих лет Ян ван Бекель, голландский художник и натуралист, утверждал, что в науку и экологию надо вкладывать искусство и душу, что без преданности красоте и то и другое переживает спад – равно как и мораль. Недавно он написал мне о работе норвежского экофилософа Арне Несса. Следуя идеям Иммануила Канта, Несс показывает различие между прекрасным и нравственным поступками. Когда люди выполняют свой моральный долг, они часто чувствуют себя вынужденными идти против своих собственных склонностей, против того, что они хотели бы сделать. Прекрасный поступок, напротив, – это поступок, в котором человек действует в полном соответствии со своими склонностями; он действует морально, потому что это именно то, что он хочет сделать, – писал Ван Бекель. – «Мы можем научиться отождествлять себя с другими людьми, животными, растениями и даже экосистемами. Для этого необходим процесс духовного и психологического созревания. Таким образом, отождествляя себя с землей, мы хотим защищать ее, не идя против наших глубинных потребностей. Желание действовать красиво, а не просто нравственно, – это то, что нужно воспитать в очень раннем возрасте. Это – способ продвинуть вперед экологию». И такая политика применима ко всем нашим отношениям.

Чтобы полностью защитить что-либо, мы должны изучить это, любить это, действовать в осознанной взаимосвязи, возвращая животным то, что они дают нам. Общение с животными, а затем рассказы о встречах с ними могут быть прекрасным вариантом реализации этой концепции. Наше общее будущее будет сформировано историями, которые мы рассказываем. Для сострадательного сердца они могут дать искупление и надежду. В нашей повседневной жизни, в нашей организационной и гражданской политике мы вольны выбирать между умением поставить себя на место другого, разделив его чувства, и ощущением собственного превосходства. Мы можем найти странное утешение в осознании того, что у зебровых амадин быстрый сон, что дельфины узнают себя в зеркалах и что, возможно, наши древние предки были «одомашнены» волками.

Благодаря критическому антропоморфизму – процессу, о котором мы будем более подробно говорить в главе 5, – мы можем стать медведем из дикого мира. Мы можем вспомнить каждый опыт общения с животными, даже в самых густонаселенных городах, и тем самым начать представлять себе иное будущее для детей и детенышей всех видов, обитающих на планете. Мы можем поучиться мудрости у наших домашних животных, изучить язык птиц, прикоснуться к тайной жизни диких животных, которые появляются по соседству с нами в сумерках, идти навстречу природе, используя новые технологии (например, «биофильный дизайн», позволяющий включать элементы природы в созданную нами среду) и остальную современную науку с ее богатым арсеналом методов познания. Мы можем создавать места исцеления как для нашего собственного вида, так и для других видов живых существ. Мы можем поделиться всем этим с молодыми людьми и с детьми, которые иначе никогда не услышат почти бесшумного шелеста крыльев летящей совы.