Оккультист. Книга 2 - Иван Снежный

– Вот неугомонный. Сказал же – помолчи, тебе дубинкой прописать? Укажу сейчас сопротивление при задержании. Если…

Договорить Василий не успел. Две пули аккуратно вошли ему в висок, застряв в черепе. Я считал, что все полицейские машины оснащают бронированными стеклами, но, видимо, на этой решили сэкономить. Возле водительской двери стоял запыхавшийся Павел с пистолетом в дрожащей руке. Его лицо выражало крайнюю степень непонимания происходящего. Он разблокировал двери и выволок меня за подмышки из машины, действуя как будто на автомате.

– Ты чего натворил?

– Я, я, я, – начал заикаться подросток.

Похоже, это первый человек, которого он убил. Но плакать над погибшим служивым было некогда. Выскочивший из микрокредитов полицейский пустил предупредительную очередь в воздух. И сразу вторую – в тело растерявшегося Павла. Я почувствовал боль в плече и чужую теплую кровь на лице. Слишком много крови. Побледневший телохранитель рухнул на меня, придавив. Белоснежный костюм мгновенно пропитался красным.

– Вася, ты живой? – разбитое стекло хрустнуло под берцами. – Твою мать, первое дежурство у пацана. Вот что вы за люди, а?

У каждого здесь свое горе. Остекленевшие глаза мальчишки укоризненно смотрели сквозь меня. Будущий Мистер Олимпия не добрался до пьедестала. Не уберег парня, подставив под пули. Полицейский пинками отбросил тело Павла и направил дуло автомата мне в лицо. Ночное небо вдруг стало особенно красивым, и даже мокрый асфальт казался приятным на ощупь. Я вздохнул полной грудью, понимая: конец близок. Не нужно быть телепатом, чтобы понять намерения мужчины.

Глава 3. Сеульский Змей

Бытует мнение, что смерть нужно встречать с широко раскрытыми глазами. Смело смотреть ей в лицо, а еще лучше – громко хохотать. Если это правда, то я абсолютный трус. Не в силах выдержать напряжения момента, я зажмурился так крепко, будто это могло защитить мое лицо от пули. Еще говорят, что перед внутренним взором проносится прожитая жизнь. Правда, я ощущал лишь сожаление об упущенных возможностях и собственной бездарной кончине. Прошла секунда, другая, но выстрела так не последовало. Вместо автоматной очереди раздалось… чавканье?

Осторожно приоткрыв глаза, я тут же пожалел о своем решении. Вместо полицейского надо мной нависло странное существо, больше всего напоминающее огромную уродливую жабу ярко-красного цвета. Хотя я сильно сомневаюсь, что в мире найдется биолог, способный классифицировать подобное существо. Каждая часть монстра казалась нереальной: яркая пупырчатая кожа, мерзкие наросты на истекающих слизью мускулах, выступающие клыки хищника в маленькой пасти, мощные когти на передних лапах, толстые волосатые икры, заканчивающиеся раздвоенными копытами. Невозможно было зацепиться за конкретную деталь и выяснить, что это за тварь. Разбрызгивая свежую кровь, существо пожирало нечто овальное, торопливо проталкивая куски в узкую пасть. Судя по разорванной груди полицейского, валявшегося рядом, это было человеческое сердце.

– Гхар-храх, харх, – в пронзительных злобных хрипах я не сразу опознал смех.

Смерть от пули уже не казалась мне плохим окончанием жизни. По крайней мере, это быстро и практически безболезненно. Неизвестно, как поступит инфернальное существо с набухшими от силы мускулами, но заживо разорвать меня на части не составит для него труда. Взглянув на асфальт, я заметил смятый под копытом синий шлепанец. Между рогов сохранилась жиденькая прядь седых волос. Больше ничего не выдавало в нем человека, но я рискнул предположить:

– Бродяга?

– Грх? – Тварь прекратила жевать и уставилась на меня. Ярко-желтые зрачки сузились, и в них промелькнуло узнавание.

– Чувствую, грум, жажду и огонь в кишках, агрх, вещи, люди, все, грархар, ломается в руках. – Деформированная челюсть двигалась медленно, выдавая слова вперемешку со странными булькающими звуками.

Стоит признать, Черный человек умеет радикально решать вопросы. Какие бы проблемы не волновали бродягу раньше, сейчас от них осталась лишь бледная тень.

– Чем займешься? – мой голос слегка дрогнул.

– Раздам, грах, старые долги. – Пасть сложилась в подобие улыбки. Не завидую тем, кто его обидел.

Тяжело переваливаясь, чудище побежало прочь. На мокром асфальте остались небольшие вмятины в форме копыт, быстро превратившиеся в лужи. Должно быть, старик теперь весил несколько тонн. Интересно, леденец на всех так влияет, или бродяга особенный? Хорошо, что я не решился съесть конфету сам.

Подняться на ноги удалось только с третьей попытки. Руки, скованные за спиной, не слишком помогали удерживать равновесие. Однако глупо жаловаться на неудобства, едва избежав гибели. Я шумно втянул носом прохладный воздух, расслабляясь. Сердце перестало бешено биться. Причем меня больше испугала не близость смерти, а внезапность произошедшего. Я много раз сознательно рисковал жизнью, но впервые положение стало настолько плохим за пару минут. К такому просто невозможно подготовиться, проблемы налетели, словно цунами. Казалось, весь мир разом ополчился против меня. Если это продумал и организовал мой учитель, то я больше нигде не могу ощущать себя в безопасности.

Перешагнув через изувеченное тело полицейского и согнутый дугой автомат, я подошел к патрульной Ниве. Трупы. В последнее время я вижу их чаще, чем живых людей. Безжизненные тела не так страшны, когда к ним привыкаешь. Полицейский по имени Василий равнодушно смотрел на потолок Нивы. По сравнению с остальными мертвецами на улице он выглядел так, словно прилег отдохнуть. Только две аккуратные дырочки возле виска портили идеалистическую картину.

– Говорил же, я в тюрьму не пойду. – В ночной тишине мои слова прозвучали жалко.

Ключи от наручников болтались на цепочке у пояса. Извернувшись, я с трудом отцепил их и сбросил надоевшие железяки. Внимательно обыскал полицейского и вернул свои вещи: сотовый, деньги, паспорт, ключи от машины, леденцы. Хотел забрать пистолет и запасную обойму, но пихать уже было некуда. Отстегивать с трупа кобуру слишком долго. А вот наручники с ключиком удобно легли во внутренний карман пиджака. Пригодятся.

Закрыв салон авто, я подошел к телу Павла. Нехорошо, что он так лежит, раскинув руки, на грязном асфальте. Однако я не в том положении, чтобы забирать труп и устраивать сентиментальные похороны. Если бы я валялся на этой улице, мне было бы все равно, погребут мои останки или нет. Надеюсь, он был так же небрежен в отношении религиозных обрядов. Я изучил его мысли вдоль и поперек, но Павел был слишком молод, чтобы думать о смерти. Тем более собственной.

Наклонившись над мальчишкой, проверил его пульс. Мертв, окончательно и безвозвратно. Никакие леденцы не спасут… ну разве что черные. Однако меньше всего мне хочется плодить кучу демонов, пожирающих сердца. По крайней мере, пока я не выясню, чем это чревато и какую роль во всем этом играет Черный человек.