Милочка Мэгги - Бетти Смит

Потом мы пошли на концерт. Не помню уже, что пела та певица, кроме одной песни, с которой ее вызывали на бис, «Последняя роза лета». Папа тогда достал платок, чтобы промокнуть глаза.

После концерта мы шли к стоянке с кэбами и прошли мимо маленького магазинчика, он был еще открыт. Там продавали всякие побрякушки. Папа завел меня внутрь и сказал, чтобы я выбрала себе браслетик или медальон. Но на витрине лежала пара гребней. Они были из черепахового панциря и все в стразах. Я не могла глаз от них отвести.

Папа сказал: «Ты же понимаешь, что сейчас ты слишком мала, чтобы их носить, а когда вырастешь, они выйдут из моды. Смотри, какой милый медальон. Он открывается…» Но я смотрела только на гребни.

Тогда папа сказал: «Ты ведь понимаешь, что не сможешь их носить. Так зачем они тебе? » Я ответила, что не знаю. Тогда он сказал: «Просто для того, чтобы они у тебя были, верно? » Я ответила, что да, и он сказал продавщице завернуть их для нас.

Это был единственный раз, когда мы с ним куда-то ходили. После того вечера мне часто казалось, что я его не люблю. Когда у меня появлялось такое чувство, я шла, доставала гребни из оберточной бумаги, держала их в руках и чувствовала ту же самую любовь, которую чувствовала в тот вечер, когда он повел меня на концерт.

* * *

После похорон Миссис забрала деньги, полученные по страховке, и уехала в Бостон, доживать дни с Генриеттой, своей вдовствующей сестрой. Пэтси жалел, что она уехала. Этот своенравный человек по-настоящему любил тещу.

– Она такая же, какой была моя родная матушка. Она ни в чем меня не винит.

Патрик Деннис Мур уже давно оставил все мечты и надежды. Он ненавидел свою работу, но не осмеливался ее бросить, потому что другой работы на горизонте не было. Он нехотя испытывал благодарность, что работает в коммунальной службе и что его не могут уволить, несмотря на тяжелые времена. Он уже понял, что навсегда останется дворником. Больше впереди у него ничего не было. И он навсегда останется жить в домишке на Юэн-стрит.

Его последняя мечта умерла, когда теща уехала жить к сестре в Бостон – вместо того, чтобы остаться с ним и с Мэри, – и забрала с собой все деньги, полученные по страховке.

Глава десятая

Мэри продолжала сдавать квартиру на втором этаже и клала вырученные деньги на счет в банке, чтобы оплачивать счета по налогам и проценты по ипотеке, а иной раз гасить и часть основного долга. На Юэн-стрит (которую ни с того ни с сего вдруг переименовали в Манхэттен-авеню) она пользовалась симпатией и уважением. Соседи говорили о ней: «Та учительница из благородных, которая вышла замуж за того разгильдяя, ну, вы знаете. За дворника? »

Мэри подружилась с отцом Флинном, священником, который ее венчал и ни разу не упрекнул их с Пэтси за то, что вначале они сочетались гражданским браком, а уж потом – церковным. Однажды, когда его экономка взяла неделю отпуска, чтобы навестить замужнюю дочь в Олбани, Мэри каждый день ходила в приходской дом, чтобы приготовить священнику поесть, постирать воротнички и заштопать кружево на подризнике. С тех пор она время от времени продолжала его навещать или он сам приходил к ней в гости. Они обсуждали новости, особо сокрушаясь быстрым переменам, которые однажды превратят некогда сказочную деревеньку под названием Уильямсбург в городскую трущобу.

Их роднило то, что в своем районе они оба были чужаками: она – из зажиточного и модного Бушвика, а он – со Среднего Запада.

Отец Флинн родился и вырос в маленьком городке в Миннесоте. Образование он получил тоже на Среднем Западе. В студенческие годы он преуспевал в спорте: в футболе, бейсболе, баскетболе, хоккее и особенно в беговых лыжах. Его любили и преподаватели, и однокашники.

Отец Флинн был еще молод, когда ему пришлось отказаться от горячо любимых спортивных забав и товарищей по ним, и – в качестве рукоположенного священника – уехать жить и работать в чужое место. Епископ сказал ему: «Та работа будет для вас в самый раз». Так и вышло, потому что его прихожанами стали люди со всего света.

Мэри очень помогала отцу Флинну. За годы работы в государственной школе она учила детей самых разных национальностей и вероисповеданий. Общение с ними познакомило ее с привычками, нравами и традициями разных рас и религий. Для отца Флинна эти знания были бесценны. Он был благодарен ей за то, что она ими делилась. Это немного упрощало ему работу в приходе.

Несмотря на то что Мэри любила свой дом и мужа, она не была счастлива в браке. Она была несчастлива, потому что Патрик ее не любил. Он был к ней внимателен – насколько мог быть внимателен человек его циничного склада, – но он просто не любил ее, и она знала, что он никогда ее не полюбит. Отцовский позор и смерть заставили ее погрустнеть и замкнуться в себе, а отъезд матери в Бостон и вовсе оставил тосковать в одиночестве, и она все больше и больше погружалась в жизнь церкви, где всегда находила покой.

Мэри каждый день ходила к утренней мессе, ставила свечку Деве Марии и молилась о ребенке.

Глава одиннадцатая

Когда у Мэри родилась дочь, они с Патриком были женаты уже почти три с половиной года. Роды были трудные. Воды отошли до схваток, и рожала она двое суток. Доктор предупредил Мэри – больше детей не заводить. Он заявил, что она не создана для деторождения.

Мэри пропустила его предупреждение мимо ушей. Ее переполняло тихое, бесконечное счастье. Отец Флинн пришел в родильное отделение, чтобы благословить младенца и помолиться за скорейшее выздоровление его матери. Он подарил Мэри маленькую медаль с изображением младенца Иисуса, чтобы приколоть к распашонке малышки. Мэри сказала:

– Святой отец, теперь у меня есть то, что принадлежит только мне. У меня есть ребенок, которого я буду любить и окружать заботой… ребенок, который вырастет и будет любить меня.

Пэтси предложил Мэри назвать дочь в честь ее матери.

– Очень мило с твоей стороны, Патрик, но я не хочу, чтобы ее звали Молли, даже если это уменьшительное от Мэри.