Энтропия - Соня Кляйн

– Тебя не касаются мои отношения с отцом, – бросила она. – И я не обязана оправдываться перед тобой.

Макисмиллиан снова задумчиво посмотрел не нее. Худое лицо, прямой нос с горбинкой, острые скулы, особенно выступающие в полумраке камеры. Кажется, черты лица еще больше заострились за те пару лет, что Нела не видела его. Взгляд у него был спокойным и каким-то заинтересованно-разочарованным. Взгляд человека, который не слишком доволен тем, что он видит, но с интересом наблюдает, ожидает чего-то. Он все еще стоял, заложив руки за спину, и Нела упрямо смотрела на него.

– Ну конечно, не обязана, – сказал наконец он. – Честно сказать, мне… жаль. Жаль твоего отца. Жаль, что ты занимаешься бессмысленной ерундой. Я не ожидал, что ты останешься такой наивной.

– Вот ведь жаль, что не оправдала твои ожидания, – Нела вскинула голову. – И ты бы лучше не моего отца жалел, а тех людей, о которых даже не принято говорить – что, стыдно? Вы же просто… пускаете их на мясо. Нет? – она прищурилась, заглядывая ему в глаза, будто не теряя надежды что-то в них разглядеть, – Скажи мне честно, за твоими нравоучениями есть стыд? Или просто лицемерие? Мы же такие прогрессивные, такие успешные, что нам до каких-то беспризорников и маргиналов, да? Это же просто расходный материал для ваших экспериментов с искусственным интеллектом?

Она мотнула головой, когда ее голос предательски сорвался.

Максимиллиан успокаивающе поднял ладонь и уже серьезно сказал:

– Не кричи. А теперь успокойся и послушай меня. То, что происходит в стране – результат эволюции, которая не имеет никакого отношения ни к лицемерию, ни к гуманизму. Теория Дарвина. Когда ты ешь стейк или бекон, ты плачешь от жалости к корове? Ты просто не задумываешься об этом. А если и задумаешься, то сразу отбросишь эти мысли и будешь наслаждаться вкусом сочного мяса. Твое счастье, что ты не страдаешь неизлечимой болезнью, от которой могут спасти только наши нейроисследования. А я знаю тех, кто жив только благодаря им. И они готовы на что угодно ради нашей помощи.

Нела с неприязнью покачала головой:

– Какое жалкое оправдание. Я знаю тебя, знаю, что ты готов оправдать все, что угодно, если это приносит лично тебе выгоду. Как и все остальные твари, которые называют свою жестокость прогрессом.

Максимиллиан ухмыльнулся:

– Своего отца ты тоже считаешь тварью? Вот же не повезло ему иметь такую неблагодарную дочурку…

В камере повисла тишина. Нела снова посмотрела в глаза Максимиллиану, тот выжидающе смотрел на нее, наклонив голову набок и слегка улыбаясь. Нела выдохнула и постаралась успокоиться. Он не спровоцирует ее, пусть даже не надеется.

– Мой отец просто… слишком любит традиции. Скажем так. И свое положение в обществе.

– Точно, – хмыкнул Максимиллиан. – Кто же откажется от поста генерального директора Корпорации?

– Никто. Так же, как и ты не отказался от поста директора по безопасности, – Нела отвернулась. – И никто не откажется от благ цивилизации по своей воле. И правда, зачем?

Она горько усмехнулась. Максимиллиан, едва улыбнувшись, слегка наклонился к ней и повторил:

– И правда. Так что же, ты расскажешь им правду? Откроешь… страшную тайну?

Его улыбка была откровенно насмешливой. Борясь с подступающим к горлу гневом, Нела с горечью отметила, что раньше она вообще не задумывалась над тем, чем же занимается Максимиллиан. А он ведь уже тогда защищал не только безопасность самой Корпорации, но и безопасность той информации, которую полагалось скрывать… Для Нелы это стало очевидно позднее. Теперь перед ней стоял тот человек, который на втором месте после ее отца отвечал за все, что происходило в Корпорации. Ведь кто знает, как отреагировали бы люди, узнай они правду сразу… Именно Максимиллиан заботливо оберегал тайну от возможных возмущений общественности. Эта правда росла, как младенец, питаясь соками полученной выгоды, и постепенно обрастала оправданиями. И теперь она, просочившись по крупицам слухами, уже не выглядит такой ужасной.

Нелу почти трясло от подступающего гнева. Он, самодовольный и уверенный – даже не в своей правоте, а в своих силах – стоял перед ней, словно хотел знать, что же она сможет противопоставить. Но Нела, закусив губу, сделала глубокий вдох и покачала головой:

– Можешь говорить, что хочешь. Ты сам все увидишь. Знаешь, это… отвратительно. Говорить с тобой, – она медленно подняла голову и с вызовом посмотрела ему в глаза. – Это отвратительно. Ты отвратителен.

Ни один мускул на лице Максимиллиана не дрогнул. Нела почти физически слышала нарастающий гул в ушах, казалось, напряжение дошло до предела. Она с вызовом смотрела на офицера. Но ничего не произошло. Он, не отводя взгляда, только покачал головой. Еле заметная улыбка скривила его губы.

– Ну что ж, покажи мне, что будет. Я с удовольствием посмотрю на это.

Он еще пару секунд смотрел ей в глаза, затем повернулся и спокойно вышел, так же заперев камеру на ключ. Нела на ватных ногах подошла к двери и наблюдала, как его фигура удаляется в глубине коридора. Неприятное чувство от разговора в душе обрастало все новыми пластами, и Нела постаралась успокоить громко стучащее сердце.

***

Максимиллиан задумчиво смотрел на протокол сегодняшнего дела. Он еще раз пролистал его, хотя и так знал все детали, и медленно отодвинул на край стола. Ему часто приходилось задерживаться на ночь по долгу службы, но именно сегодняшней ночью дел было больше, чем когда-либо. Однако, он отлично знал, какие из них подождут утра. Стояло затишье перед бурей, которая должна была разразиться утром – поэтому сейчас можно было ненадолго насладиться им и отложить все дела. Кроме одного. Закурив, он выжидающе посмотрел на часы. Они висели на стене с тех пор, как он занял этот кабинет – почти два года. Лаконичный белый круг без циферблата. Бесцельно блуждающая стрелка – дань моде. Скоро на часах, наверное, не будет и стрелок, останется просто белый круг. Чистая символика. Он перевел взгляд на монитор компьютера, где время отображалось уже в привычном для него формате. Четвертый час ночи, лучшее время для душеспасительных бесед и визита к тем, кто не может спокойно смотреть на тебя. В другое время Максимиллиан предпочел бы теплую постель и десятый сон, но сегодня выдалась горячая ночка не только у него. И дело даже не в том, что эти наивные детки устроили какую-то пакость, а в том, что за эту пакость придется краснеть нескольким весьма высокопоставленным людям. И Максимиллиан входил в их число.