Мухи - Максим Кабир

Кортни увлеклась собственным хвостом, закрутилась юлой.

– Не самая умная псина, – смутился Рома.

– Перестань ее оскорблять! – возмутилась Саша. – Сам ты неумный.

Они сели на нагретый солнцем камень.

– В реке купаются?

– А как же! И пляж неплохой.

Саша нащупала сигареты, щелкнула зажигалкой.

– Ты давно куришь?

– Не одобряешь курящих девушек?

– Просто тебе не идет.

Прозвучи это замечание из других уст, оно бы вызвало раздражение. Ее страшно бесила критика со стороны малознакомых людей. Но улыбка Ромы вызвала обратную реакцию: желание быть откровенной.

– Да я балуюсь. Захочу – брошу. Осенью умер близкий мне человек, и я закурила.

Рома положил руки себе на бедра, потом убрал за спину. Спросил:

– Твой парень?

– Что? – Она хохотнула невесело. – Нет. Мамин…

(сожитель)

– …муж.

Рома смотрел на нее выжидающе, и она продолжила:

– Родители развелись, когда мне было десять. Мы перебрались в село, там у мамы был домик. Она в город на работу ездила, она медсестра. Познакомилась с пациентом. Он ее на свидание пригласил. Влюбились… Мне двенадцать исполнилось, мама хибару нашу продала, и мы переехали к дяде Альберту.

– Он был хорошим?

– Лучшим. Как настоящий папа, хотя мой папа… ну, тоже нормальный.

Пепел упал на джинсы, Саша раздавила окурок о камень.

– Дядя Альберт был идеальным. Умный, добрый, смелый. Он пожары в Чернобыле тушил, возле реактора.

– Он из-за Чернобыля, да? Из-за радиации?

– Ага. Рак щитовидки. Он быстро… угас.

– Соболезную. – Рома провел пальцами по воздуху, словно погладил Сашу на расстоянии.

– Мы вчетвером жили. Я, мама, дядя Альберт и его мама, бабушка Зоя. У нее было слабое здоровье, мама за ней присматривала. Уколы, компрессы. Она пережила Альберта на девять дней. Умерла и не успела оформить наследство.

– Зачем наследство? – удивился Рома. – Пять лет жили вместе, квартира вам перейти должна.

– Закон иного мнения. Появились родственнички. Племянница бабушки Зои. Гильдерева Валерия Вячеславовна. А с ней муж, уроженец Палестины, и двое детей.

– И что, – сердито спросил Рома, – отдать жилплощадь какой-то племяннице?

«Она хотя бы племянница, – тихо сказала Шура, – а мы кто? »

– Адвокат подчеркивал, что мама ухаживала за бабушкой Зоей, а Гильдеревым было на тетушку наплевать. Дядя Альберт кузину раза два упомянул мельком. Но она та еще актриса. На заседаниях рыдала, справками сыпала. Муженек ее нанял пронырливых юристов.

– И чем закончилось?

– У дяди Альберта было большое хозяйство, сараи, двор, флигель. Практически центр города. Нам причиталась треть от стоимости всего. Но и за эти деньги мы не могли взять однокомнатную в том же районе. С весны мы жили то у друзей семьи, то в общежитии. А в мае агент по продаже недвижимости предложил этот вариант.

– Суки, – проговорил Рома, – как таких существ земля носит?

– Была бы у меня кукла вуду… – Васильковые глаза Саши потемнели.

– А что за «мазда» припаркована в вашем дворе?

– Папина. Он нам с ремонтом помогает. У него семья, ребенок. Кристина, сестричка моя.

– И что, его жена отпускает? Не ревнует?

– Как видишь.

– Святая женщина.

Они сидели на валуне, болтая. Сгущались сумерки, зажигались огни высоток. Комар ужалил в шею.

– Ай, – почесалась Саша. – Идем, пока нас не сожрали.

На тропинке, связующей микрорайон и Сашин дом, Рома задал вопрос:

– У тебя есть бойфренд?

Сердце екнуло, и щеки зарделись почему-то.

– Был, но мы расстались.

Рома улыбнулся в полутьме.

«Спроси у него о том же», – велела Александра Вадимовна, но Саша молча шагала по щебню, и через минуту Рома известил:

– И у меня нет.

– Кого? Бойфренда? – неловко пошутила она. Юморок в стиле Шуры.

Расставаясь у подъезда, он сказал:

– Завтра я на дачу еду. А послезавтра давай на речку купаться.

– Не выйдет, – ответила она. – Ремонт доделаем, тогда.

– Забились.

Она наклонилась пожелать Кортни спокойной ночи, и собака, изловчившись, облизала ей подбородок.

– Ах ты хулиганка, – рассмеялась Саша.

Папа уехал. Умаявшаяся мама стелила постель. Среди голых стен Саша без сил рухнула на кровать.

Она размышляла о Роме, об их променаде, и мухам не было места в ее голове.

8

Пират и Сверчок

Они позавтракали хлопьями и шоколадным молоком. Закатали рукава и с энтузиазмом принялись за работу. Звонок в дверь (Ай, бляха, надо поменять эту верещалку! ) застал их смешивающими известь и синьку.

Саша бросилась открывать. Протиснулась мимо затора из мебели.

В тамбуре стоял папа, рядом – бородатый и румяный здоровяк. Усы подкручены, огромный живот упакован в тельняшку, багровый шрам над бровью – вылитый пират.

– Привет, крестница!

– Дядя Коля?

– Превосходная память! Посторонись!

Пират втащил в коридор звенящий бутылками пакет. Мама скрестила руки на груди, театрально насупилась.

– Девять утра, Николай.

– Право, Тань! Это топливо.

– Вот, подмогу привел, – сказал папа. – Лучший в мире клейщик обоев.

– Обоемэн. – Крестный подмигнул улыбающейся Саше.

Он действительно плавал: добирался до Нью-Йорка, Исландии, Мексики. Но не пиратствовал, а мыл посуду на круизном лайнере. Его байки про кругосветное путешествие никогда не повторялись, даже повествуя об одном и том же инциденте, он выворачивал сюжет в новое русло.

Дядя Коля постоянно попадал в анекдотические ситуации. Пьяный мог очутиться в чужом городе. Или прыгать из окна любовницы в одних трусах. Отметину на лбу ему оставил обманутый муж – саданул табуреткой.

– Мне неудобно, – виновато сказала мама. – Вы не обязаны.

– Неудобно, Тань, когда… – дядя Коля понизил голос, зашептал маме на ухо и завершил громким басом: – Из жопы!

Мама отмахнулась, втянула щеки, чтобы не рассмеяться.

– Кушать будете?

– Не заслужили еще! Слууушайте…